Айзек Азимов - ИНЫЕ МИРЫ, ИНЫЕ ВРЕМЕНА. Сборник зарубежной фантастики

Внезапно леска нaтЯнулась. Старик уверенно вытянул ее, схватил трепещущую рыбу и показал ее Маллену.

— Она еще маленькая — я ее отпущу. — Он аккуратно вынул крючок из жабр и отпустил рыбу обратно в воду.

— Как вы думаете, — спросил Джим, — когда вы ее отпустили, она как-то сообщит об этом другим?

— О нет, — сказал мистер Картер. — Опыт их ничему не учит. Иногда одна и та же молодая рыбка попадается на мой крючок два-три раза. Им надо немного подрасти, прежде чем они поймут.

— Я так и думал, — Маллен посмотрел на старика.

Мистер Картер, похоже, не знал ничего о событиях последних дней, об ужасе, охватившем Вейнсвилль.

Рыбаки живут в своем собственном мире, подумал Джим.

— Тебе надо было прийти часом раньше, — сказал мистер Картер. — Я поймал одного красавца на два фунта с лишним. Он здорово сопротивлялся, тебе надо было это видеть! И — сорвался. Но ничего, будет другой… Эй, куда же ты!

— Назад! — на бегу крикнул Маллен. Теперь он знал все, что хотел узнать у мистера Картера. Простая параллель. И все стало ясно.

Рыбная ловля. Дырка в пространстве. Параллельный мир.

Безжалостный мистер Картер, вытаскивающий свою форель — и другой, куда более крупный рыболов, вытаскивающий свою…

— Назад, предупредить… остальную рыбу! — крикнул Маллен через плечо, продираясь Сквозь заросли.

Только бы Филлис не трогала никаких продуктов! Джим вытащил из кармана коробку из-под торта и с силой зашвырнул ее в кусты. Проклятая приманка!

А тем временем где-то рыбаки, улыбнувшись, снова закинули свои удочки.

В дверь постучали посреди ночи. Иосип Пекич всегда знал, что это произойдет именно так. Ему не было еще четырех лет, когда стук в дверь раздался впервые, к трое рослых мужчин дали отцу несколько минут на сборы и увели его с собой. Он почти не помнил отцак Времена полицейского государства миновали. Так, во всяком случае, утверждалось. Культ личности отoшел в прошлое. Завершилась длинная очередь пятилетних и семилетних планов; все поставленные цели был и достигнуты. Новая конституция гарантировала свободу личности. Никто больше не был подвержен полицейскому произволу. Так, во всяком случае, утверждалось.

Но страх умирает медленно. Особенно долго он, живет в подсознании. И в глубине души Иосип всегда знал, что в дверь постучат.

Он не ошибся. В дверь снова постучали, резко, нeтерпеливо. Иосип Пекич позволил себе всего лишь рaз вздрогнуть от мрачных предчувствий, затем резко вскочил с постели, расправил слегка сутулые плечи и направился к дверям, щелкнув по дороге выключателем. Он открыл дверь как раз в тот момент, когда здоровенный зомби с пустым невыразительным лицом собирался постучать вновь.

Их было двое, а не трое, как он ожидал. За отцом более двух десятилетий тому назад они пришли втроем.

Его отец, как писали в газетах, был правым уклонистом, соратником человека, имя которого упоминалосг, лишь в связи с процессом и последовавшей за ни и казнью. Но отца не смогли сломить никакими пытками, и сын гордился этим.

Его не смогли сломить, и годы спустя, когда культ личности отошел в прошлое, он был реабилитирован и имя его вернули во все учебники истории. Теперь быть сыном Любо Пекина, удостоенного посмертно звания героя Народной Демократической Диктатуры, стало почетно, а не позорно. Однако, хотя отец и был объявлен героем, Иосип по-прежнему ждал, что в дверь постучат. И все же аи Ие чувствовал за собой никакой вины и не понимал, почему за ним пришли именно сейчас.

Зомби произнес безо всякого выражения: — Товарищ Иосии Пекич?

Если голос Иосипа и дрогнул, то это было почти незаметно. Он был сыном Любо Пекича. С напускной храбростью он сказал:

— Совершенно верно. Э… чему обязан этим вторжением в мою личную жизнь?

Зомби не ответил на его вопрос.

— Одевайтесь, товарищ, и следуйте за нами, — сказал он решительно.

По крайней мере, они все еще называли его товарищем. В этом, хотелось верить, был некий намек на то что вина его не слишком велика.

Он надел черный костюм. Более старый, чем коричневый, но в нем, как ему казалось, он выглядел внушительней. Невысокий, худощавый, нерешительный, Иосип Пекич был не из тех, кто производит впечатление на окружающих. Он выбрал строгий галстук и белую рубашку, хотя знал, что многие в последнее время хмурятся при виде белых рубашек, считая их излишне буржуазными. Главное — иметь пролетарскую внешность, что бы под этим ни подразумевалось.

Пока он одевался, зомби стояли и смотрели на него пустыми глазами. Он подумал, что они ответят, если попросить их подождать в прихожей. Возможно, ничего.

Ведь они не стали отвечать, когда он спросил, в чем его вина.

Он положил документы: удостоверение личности, студенческйй билет, трудовую книжку — во внутренний карман и повернулся к ним лицом.

— Я готов, — сказал он, изо всех сил стараясь, чтобы голое его звучал естественно.

Они повели его вниз, на улицу, к черному лимузину.

Третий ждал в машине, на переднем сиденьи, лицо его также ничего не выражало. Он даже не удосужился выключить мотор, и автомобиль на воздушной подушке висел над мостовой. Он знал, как быстро вернутся его коллеги вместе с арестованным.

Иосип Пекич сел на заднее сиденье между конвоирами, недоумевая, куда его везут и почему. Хоть убей, он не понимал, в чем его могут обвинять. Да, действительно, читал некоторые запрещенные книги, но не больше, чем другие интеллектуалы, студенты и передовые люди страны, если их так можно назвать; бывал на неформальных собраниях и дискуссиях в кафе, где самые отважные критиковали Народную Диктатуру. Но не принадлежал ни к одной из действующих организаций, противостоящих государству, да и влечения к этому не имел. Он не интересовался политикой.

В этот поздний час улицы Загуреста уже опустели, автомобилей на стоянках было мало. Почти все машины, взятые на день напрокат, стояли в гаражах. Свободные улицы, по мнению Иосипа, были единственным преимуществом перед западными городами, которые он видел.

Лишь немногие имели собственную машину. Если возникала необходимость, ее брали в местном гараже напрокат.

Он ожидал, что его повезут в Калемегданскую тюрьму, где обычно содержались политические заключенные, но вместо этого они свернули направо на Партизанскую площадь, затем на бульвар Ноябрьской революции. От удивления Иосип открыл было рот, собираясь сказать что-то сотруднику органов госбезопасности, сидевшему рядом с ним, но промолчал и губы его побелели. Теперь он знал, куда его везут. Очевидно, обвинения ему предъявлялись нешуточные.

Чуть в стороне от парка стояли правительственные здания. Скупщина, старое здание парламента, сохранившееся с тех дней, когда Трансбалкания была отсталой третьеразрядной феодально-капиталистической державой. Национальный банк, новые здания Борьбы и Политики. И, наконец, футах в ста от бульвара — мрачное приземистое здание Министерства внутренних дел.