Джеймс Гарднер - Неусыпное око

Семья. В девятнадцать, когда между мной и матерью был только лед, моя душа жаждала какой-нибудь привязанности.

Браки в стиле Мэримарш вышли из моды лет двести назад, изжили себя, соприкоснувшись с более традиционными отношениями, принятыми в обществах господствующих миров Технократии. Правда, групповые все еще были законными и на Дэмоте, и на нашей бывшей домашней планете Заходи-Кто-Хошь. Так почему бы ватаге из восьмерых детишек из Саллисвит-Ривера не связать себя такими узами? Этакая милая старомодная идея — соседские мальчики и девочки сочетались браком.

Зачинщицами, как всегда, стали я и Линн. Она уже давно была пламенно и преданно в меня влюблена — единственный признак умопомешательства, потому что в остальном она умела трезво и здраво мыслить. Боже, если бы хоть на день я могла стать такой же безмятежной, как Линн! Я во всем ей завидовала… кроме ее ненормальной привязанности к такой психованной девице, как я. Конечно, она тоже мне завидовала:

— За то, что ты позволяешь себе быть безумной… и за эти великолепные плечи амазонки, в которые я прямо-таки жажду впиться зубами. Р-р-р!

Я составила список требований к той семье, о которой мечтала, а Линн осуществила мои грезы. Наша обычная организация труда:

— Линн, я хочу это.

— Ну, тогда, моя дорогая девочка, ты это получишь.

Мои остальные супруги:

Энджи Тобин, потому что она была великолепно красивой, аж слюнки текли, и обладала врожденной сексуальностью. Такие всегда превесело и без тени стеснительности хихикали в постели. С такой приманкой на крючке женитьбы, как Энджи, мы могли поймать любого мужика в городе. И половину женщин.

Барретт Арсенолт, потому что он был таким же великолепно прекрасным, как Энджи, и диким, как чертополох. Никогда не отказывался от риска, плевать насколько сумасшедшего… и когда нечего было делать субботним вечером, он всегда мог придумать что-нибудь, чтобы выходные запомнились надолго.

Питер Калуит, потому что он был забавным. Клянусь Богом и всеми святыми, он был забавный. Гадкий, но не по-змеиному. Он также играл на клавишных и писал песенки, от которых все хохотали до колик. Я также спокойно относилась к тому, что член у него был как у жеребца.

Уинстон Муни, потому что он знал, как чего добиваться. Знал, как побольше отжать. Не один раз, когда я попадала в неприятности с законом или оказывалась в дурной компании, Уинстон с трудом, но вытаскивал меня на свободу. Он тоже был безумно и свирепо влюблен в меня, так что не пригласить его в толпу было бы оскорбительно, как пощечина.

Дарлин Кару, потому что она была стеснительна и одинока. Не плаксива или жалостна, но печальна. Худая, чуть ли не прозрачная, фарфорово-красивая, но ее никто никогда не звал на свидания, а она никогда не помыслила бы о том, чтобы пригласить кого-то самой; которая писала, стихи и с сияющими Глазами слушала, как я пересказываю свои последние похождения. Я решила, что Дарлин могла бы стать моим личным проектом — я хотела вписать ее в одну обойму с Барреттом, Питером и остальными, дать ей кой-каких новых впечатлений для стихов.

И наконец, Эгертон Кросби (брат Шарр), потому что у него был хороший характер и сложение грузовика. Без него силачом в нашей семье была бы я. .. а я уж точно не хотела таскать тяжести всю оставшуюся жизнь.

Вот они, мои мужья и жены. Обманом, соблазном, поддразниванием завлеченные в старый добрый союз Мэримарш.

Наши отношения шокировали тех людей, кого мы и намеревались шокировать, — например, мою мать. Она не была даже потомком последователей ковенанта (папа познакомился с ней в медицинском институте на Новой Земле), так что наши отношения она восприняла как чистой воды извращение. Давние последователи Мэримарша относились терпимее, хотя считали все это дурновкусием: использовать приемлемое, если не почтенное религиозное установление, только чтобы побесить наших стариков. Все правильно, что говорить…

И все же у нас оставался этакий ореол законности: народ будет тихо стонать: «Никто так больше не делает», но не посмеет вас остановить. В глубине души у них угнездится чувство вины за то, что они отступились от древних обычаев. Что они упокоили свои задницы в мягких креслах и удобно устроились.

Поэтому мы ввосьмером поженились. Организовали наш собственный семейный квартал — восемь малых куполов, окруживших один побольше. Поначалу, конечно, был секс, секс, секс — чего еще ожидать от девятнадцатилетних? Других мыслей о сути брака у нас не было. Все семеро супругов побывали в моей постели — по отдельности, по трое, по четыре или помногу…

Фэй, плохая девчонка! Мюзиклы в постели устраивались не по здравым причинам вроде любви или животной похоти, но в основном только для пущей безнравственности. Чтобы отомстить, матери за все, что она когда-то измышляла обо мне. Шокировать остальное общество. Опошлить себя.

Но свобода и вседозволенность приелись через несколько месяцев. Эгертон и Дарлин все чаще удалялись вдвоем почти каждую ночь. Потом Энджи и Барретт. Остальные четверо из нас оставались несвязанными и непостоянными, иногда объявляясь в комнатах, друг у друга, когда хотели утешения, но чем дольше мы жили вместе, тем чаще спали в одиночестве.

Когда Линн забеременела, на отцовство претендовали Питер и Уинстон. Не отвоевывали его друг у друга, но оба были не прочь, даже рады стать папами. Что в итоге объединило Линн, Дитера и Уинстона. И даже если, проходя мимо, Линн и впивалась в меня порой яростным поцелуем, они впоследствии стали безмерно счастливыми родителями Мэттью и Евы. Естественно, дальше Питер отечески заботился об одном из близнецов, а Уинстон о другом… и никто не знал, кто кого породил на свет, а они, безусловно, отказывались от генетической проверки, чтобы не узнать правды. Это разрушило бы единство.

Так что Дарлин Эгертон, Энджи Барретт, Линн Питер Уинстон — все они определились. Я была счастлива за них, ей-богу! И не так уж жестоко я была отторгнута. Временами кто-то из них мог объявиться в моем куполе ближе к ночи и сказать:

— Фэй, ты показалась мне такой одинокой сегодня за ужином…

Иногда мы разговаривали, и после разговоров я отправляла их назад. Иногда они согревали своим телом мою постель всю ночь. Мои мужья, мои жены, мои любовники, мои друзья, мои товарищи по команде, мои страховочные тросы к внешнему миру.

Можно научиться жить как угодно, если убедить себя, что большего ты не достоин.

Между тем все эти годы на Дэмоте все бодро и весело менялось и перетасовывалось. Прежнего населения осталось чуть, так что больших потребностей в добыче руды уже не было. Вокруг Саллисвит-Ривера закрылись все шахты, кроме одной, но нужда не стучалась в двери — умерло столько улумов, что работу можно было найти по всему Великому Святому Каспию. Правительство тратило огромные средства на обучение новым специальностям; все мои супруги получили хорошее образование, а потом и хорошую работу.