Юрий Антропов - Самосожжение

Праотцы лирической литературы позеленели бы теперь от зависти.

Правда, к фамильной чести Адама надо признать, что сама Ева и старший сын Адамка были противниками той сексуальной распущенности, которая стала как бы отличительной чертой многих знакомых семейств.

Более того, Адамка готов был жениться на первой встречной, только чтобы не подвергать себя известному риску, периодически вступая в сексуальные отношения с первой же встречной, как делали его приятели.

Словом, процесс духовных поисков носил довольно сложный характер, и Адам, глава семьи, давно бы уже свихнулся, пытаясь найти причинную связь, именно так это называется, если бы не младший сын, Адамчик.

Это маленькое существо являлось большим оптимистом.

Адамчик возился со своими игрушками как ни в чем не бывало, пока папа, мама и старший брат вели на кухне смертельные бои, хотя и местного, как принято говорить, значения.

Случалось, что против папы выступали сразу двое — мама и старший брат.

Разумеется, Адамчик еще не мог взять в толк, что мама и старший брат объединились как новоявленные реформисты, для которых папа был вроде средневекового инквизитора.

Адамчик видел и понимал только одно: папу долбят в хвост и в гриву, как говорил сам папа.

И хотя Адамчик всех любил одинаково — что маму, что папу, что брата, — он точно знал, кого ему защищать.

Для приличия он еще выжидал немного, чтобы не навлечь на себя гонений со стороны мамы и брата, а потом как бы в сердцах бросал на паркет наиболее тяжелую игрушку и объявлял:

— Ну хватит вам собачиться!

Эти интересные слова какой-то тети он слышал однажды в универсаме, когда стоял с мамой в очереди. Адамчика поразило тогда, что ни одной собаки не было в магазине, а женщины в очереди перестали кричать друг на друга.

Как ни удивительно, однако и папа, и мама, и братка, стойло Адамчику так сказать, умолкали сразу же, хотя собаки у них в квартире тоже не было.

Адамчик не обращал никакого внимания на то, как они все моментально столбенели — вот тоже интересное слово, которое Адамчик где-то услышал, — и он подходил к папе, наиболее, видимо, раненному, хотя и без крови пока что, и смотрел на него снизу вверх, и ждал, когда папа возьмет его на руки и крепко прижмет к себе, и, притихнув, переждав минуту-другую, Адамчик отстранялся от папы, смотрел ему в лицо как бы изучающе и говорил вполне искренне:

— Ты хорошо сегодня выглядишь.

Первый раз папа чуть не заплакал, но сдержался, и теперь он все время отвечал Адамчику, стараясь при этом улыбаться:

— Ты тоже хорошо сегодня выглядишь.

Президент Рейган и его администрация тратят миллиарды долларов на приготовления к войне с коммунистами.

Лучше бы Рейган тратил эти деньги на борьбу с бездуховностью.

Все началось с войны…

Эту фразу, представьте себе, произнес и Адамчик, сын Адама!

Информация достоверная.

Сам Адам рассказал об этом Гею во время встречи в Домжуре, когда подавали жюльены.

— И что же ты ему ответил? — поинтересовался Гей на плохом английском.

— Я сначала решил уточнить с глубоко научной точностью, — сказал Адам на плохом русском, — что именно имеет в виду юный оппонент, когда утверждает, что оно, это нечто, уже началось.

Гей проглотил шампиньон и уставился на Адама:

— Ну, так и что же он тебе ответил?

— Пожалуйста, не перебивай! — взмолился Адам.

— Национальная черта, пардон…

— Адамчик в это время рисовал человека в виде собаки, — сказал Адам на превосходном английском, поглядывая на официанта. — Для чего он использовал странички рукописи моей диссертации, как раз те самые, где я размышлял об этом: с чего же все началось…

— Но при чем здесь собака?

— Помолчи же, бога ради! — взмолился Адам и, улыбнувшись, продолжал: — Адамчик мне объяснил, что, по его мнению, началось то, что мы начали собачиться…

— Ну а ты ему что в ответ?

Адам пожал плечами.

— Ну а он тебе что? — распирало Гея любопытство.

— Адамчик сказал еще, что это бы не началось, если бы мы просто жил и… Надо просто жить, а не собачиться, пояснил мне Адамчик свою мысль. И вдруг добавил…

— Что, что добавил? — перебил Гей.

— Он добавил как бы голосом одного моего знакомого, крупного босса…

— Ну, ну, ну?!

— Адамчик сказал не своим голосом:

ВОТ И ВСЯ ДИАЛЕКТИКА.

Гей чувствовал, что коченеет от холода.

— Адам сказал тогда, в Москве, — произнес он, стуча зубами, — что временами ему хотелось сжечь себя…

— В знак протеста против гонки ядерных вооружений? — спросила Алина.

Ей было, казалось, не холодно и не жарко.

— Нет, — Гей покачал головой. — До этих высот он еще не поднялся тогда. Ему хотелось сжечь себя в знак протеста против явления не менее опасного…

— Против так называемой внутривидовой борьбы, которая полыхает в иных семьях?

— Да!

Контакт был редчайший.

— И тем не менее должна заявить как женщина, — сказала Алина не без торжественности, — что именно любовь спасет мир!

И вдруг они увидели, что внизу, на тропе, метрах в двухстах, возникла какая-то группа.

Люди шли гуськом. Их было довольно много. Они шли к розовеющей вершине.

— Не понимаю… — промолвил Гей ошарашенно. — Что это такое?!

— Групповое восхождение к истине, — Алина, казалось, была невозмутима.

— Неужели Мээн все-таки повел их?!

— Между прочим, — сказала Алина, — двоих я не знаю.

— Двоих?

— Да. Тех самых, которых мы видели несколько минут назад. Из них одна женщина.

Гей сжался.

— Зато я, кажется, знаю одну из фигур… — произнес он. — Это Алина.

— А я знаю другую фигуру, — усмехнулась Алина. — Это Гей.

— Диалектика жизни… — пробормотал Гей. Его бил озноб. — У меня к вам просьба… Вы идите вперед, — он кивнул в сторону вершины. — Теперь уже недалеко, и здесь не так трудно идти. Пожалуйста, отнесите туда, на вершину, эту Красную Папку…

— И положить ее рядом с портретом? — догадалась она.

— Да.

— Вы не хотите сделать это при всех?

Гей достал из кармана целлофановую сумку.

— Я все продумал. Упакуем Красную Папку, чтобы не мокла…

Она не спрашивала, зачем все это нужно ему. Она, вероятно, тоже понимала, что вершина Рысы с портретом Ленина уцелеет наверняка во время всеобщей ядерной войны. Да и в молодости, возможно, Алина участвовала в подобного рода мероприятиях, когда молодежь писала письма в 2000 год и замуровывала их в каком-то историческом месте. Лучшего места, чем это, и не придумать. Гей обложит Красную Папку камнями, и она рано или поздно попадет в руки потомкам — тем ли, которые чудом уцелеют в ядерной войне, а может, напротив, тем, которые прилетят на пустынную Землю из космоса.

Нет, это было не чудачество.