Вячеслав Пальман - Красное и зеленое

— Они и сейчас попытаются оклеветать вас. Я немедленно еду к адвокату и дам свои показания!

Он ушел, а через два часа посыльный принес Ильину несколько заверенных листов свидетельских показаний.

— А сам Кобленц? — спросил Ильин.

— Он, к сожалению, приехать не может.

— Почему?

— Его арестовали…

Да, Кобленца арестовали, предъявив обвинение в оскорблении полиции. Три недели тюрьмы — таково было немедленное решение судьи…

События наводили на размышления. Разве Ильин не все сделал для разоблачения преступников? Не пора ли прервать этот глупый карантин и разрешить ему с Машей выехать на Родину? Или затевается какая-то новая история?

В часы довольно грустных раздумий к Ильину неожиданно явился человек, который сразу рассеял все неприятности и разгладил морщины на лице Ильина и Маши.

— Привет, друзья! — сказал он и схватил Ильина в объятия. — Теперь-то я уже не оставлю вас одних. Все утрясется, уляжется. Считайте, что вы в Москве. Да, простите, пожалуйста, я и не представился вам. Вот рассеянность! Лейтенант Пирогов Василий Власович, представитель ставки в Берлине. Прикомандирован специально к вам. Не скучаете?

Аркадий Павлович и Маша переглянулись.

— Не скучаем, — ответила Маша, — но все же страшно.

— Считайте, что это все в прошлом. Советские представители извещены о ваших делах. Я буду все время рядом с вами. Утрясется, уляжется. А там скоро и возвращение.

— О нас кто-нибудь знает на Родине? — Ильин с напряженным вниманием впился в лицо Пирогова.

— Конечно, знают, — ответил он. — Еще с того времени, как вы очутились на этой проклятой даче. Не могли к вам пробиться. Другая зона. А тут вдруг ваше исчезновение…

— Откуда же вы узнали обо мне?

— Командование получило письмо одного товарища. Немецкого коммуниста. Он сидел вместе с вами в лагере. Вот фамилию только не помню.

— Франц Кобленц?

— Да, да… В письме он писал о вас, о вашей работе и просил помочь.

— А где сейчас ребята, что приехали со мной? Они тоже, как мы, сидят в карантине?

— Сидят. Закон чужой страны оказался кому-то на руку. Но через неделю они поедут домой. С ними наши представители. О них можно не беспокоиться. Да и вам нечего больше грустить, товарищи. Утрясется, уляжется.

Пока шли необходимые для отъезда в Советский Союз переговоры, интересные события произошли вокруг самого острова Красных камней.

Крупнейшие газеты великой капиталистической страны неожиданно выступили с очень резкими нападками на «побежденную страну, граждане которой, видимо, с молчаливого согласия официальных лиц позволили себе нагло хозяйничать на земле, принадлежащей другому суверенному государству. Вопиющее безобразие, примера которого еще не знает история международных отношений, выразилось в том, что эти граждане организовали без ведома истинных владельцев острова контрабандную добычу и вывоз ценных ископаемых, нужду в которых, несомненно, испытывает и это суверенное государство».

Вслед за статьями, написанными в тоне высокого гражданского возмущения, последовало категорическое требование «передать остров Красных камней под опеку той державы, которая будет способна осуществить защиту территориальной целостности этой части суверенного государства».

А потом читатели были извещены, что правительство страны, которой принадлежит остров, уже подписало с представителем этой великой державы соответствующий договор об опеке и на остров прибыли первые чиновники опекающей стороны.

Чиновники, по-видимому, знали толк в геологии и физических науках, ибо дальнейшие сведения об острове пестрили такими терминами, которые известны только в определенных кругах физиков.

Одна из осведомленных газет описывала, со слов специального корреспондента, первое посещение острова Красных камней представителями своей страны.

«Мы высадились в уютной бухте, защищенной рифами, и по сходням перешли на берег. Нас встретила мертвая тишина. Остров казался необитаемым. Горы хранили молчание… Это был дикий, неисследованный уголок планеты.

На перевале, отделяющем одну долину от другой, мы увидели два существа, которые, несомненно, нагнали бы на нас страху, если бы мы не были заранее осведомлены о тех событиях, что развернулись на острове совсем недавно. Существа стояли на камнях перевала и тупо смотрели на нас абсолютно зелеными глазами. Тела этих жалких людей искрились яркой зеленью, очень напоминающей окраску гусениц. Они встретили нас совершенно спокойно.

— Вильгельм фон Ботцки? — спросил кто-то.

— Да, это я, — ответил толстый обрюзгший дикарь. — А вот майор Габеманн, показал он на своего друга, длинного и тонконогого, с вытянутой физиономией».

Специальный корреспондент оказался на редкость скромным человеком. Он только вскользь упомянул о том, что на острове осталась группа геодезистов, которые должны были сделать детальную съемку местности, но ничего, разумеется, не сказал о других происшествиях на острове.

Уже совсем из иных источников стало известно, что работа на острове развернулась в таких масштабах, которые фирме «Эколо» и не снились. Не подводные лодки, а целые транспорты руды потекли в страну, которая со страниц своих газет бичевала «гнусную деятельность фирмы «Эколо» и клялась в верности принципам миролюбия и гуманизма.

Тем временем в Западной Европе сперва в отдельных газетных статьях, а потом и во всех газетах вдруг зазвучали новые, очень странные нотки. Большая клерикальная газета писала:

«В наш век цивилизации и гуманности нет-нет да и промелькнут факты, от которых, так и пахнет средневековьем. Не так давно мы были свидетелями одного события. Безвестный русский ученый Ильин создал особый препарат, названный «веществом Ариль», при помощи которого человек становится зеленым и низводится на положение безропотного существа, лишенного какого бы то ни было разума. Зеленый человек теряет способность размышлять, он забывает о боге, превращается в рабочий скот и уподобляется неразумной твари. Бесчеловечное изобретение Ильина есть проявление самого изощренного варварства и безбожия. Оно в корне порочно и является одним из самых аморальных открытий, широкое распространение которого повлечет за собой гибель всего духовного…»

Клерикальной газете вторила другая крупная газета, которая в самых слезливых тонах описывала состояние «двух бедных людей, ставших жертвами бессердечного опыта автора изобретения — русского ученого Ильина». Ботцки и Габеманн появились на фотографиях. В продажу поступили красочные открытки, с которых на зрителя смотрели кроткие изумрудные глаза бывших гестаповцев.