Антон Гикиш - Одиночество с Вергилием

Первый рассказ о ходе акции “Чистилище”

Кажется, мы смирились со своей, участью. Привыкли. Совсем забыли, что нам недостает беспорядка и женщин. Неумолимый Вергилий лишил нас и того, и другого. Малыш играет на полу пустыми пластиковыми тубами из-под продуктов. В 16.10 я должен включить ему очередную лекцию. Кассета лежит передо мной на пульте — “компьютеры системы Нойманна”. Лекция номер 12. Сколько их еще впереди?

Обретет ли когда-нибудь малыш мать, а я — жену?

Я сижу в кресле, передо мной, полукругом — экраны. На выпуклых стеклах отражается мое стареющее лицо. И лампа на потолке отражается в погасших экранах лужицей пролитого молока. Десять лужиц. Десять ламп. Не стоит так маяться, говорит Вергилий. Живи полной жизнью. Выбери из памяти, что хочешь. Если тебе недостаточно экранов, к твоим услугам Зал сновидений. И Зал настоящей жизни. Я ничего тебе не запрещаю. Все дозволено.

Мои пальцы осторожно касаются тонких неподвижных червячков. Булавочек. Сенсоров. Сколько у Вергилия в запасе историй и ситуаций? Сто? Пятьсот? Сто тысяч? Я не знаю. Погружаюсь в них, словно в нескончаемо бегущую реку. Глубокую и студеную.

Под нами — бездна.

— Кто это? Кто это говорит, дядя?

Это встрепенулся малыш, услышав голос Вергилия.

— Называй меня папой, — учу я его снова и снова, но малыш не понимает. — Сколько раз я тебе объяснял?

Кто его отец, я в точности не знаю. Объяснения Вергилия меня мало убеждают. А голос его действует на нервы. Если я буду разговаривать только с Вергилием, сойду с ума.

Я смотрю в детские глаза, доверчиво обращенные ко мне, и не решаюсь рассказать ему про Вергилия. К чему? Малыш — единственное, ради чего стоит жить. Сидеть в кресле, ходить в предписанные Залы на предписанные Вергилием занятия Что бы я делал без этого трехлетнего карапуза?

Сначала я долго жил здесь один. Первое время. Жуткие времена. Я перебрался сюда после ТОГО, полз по стене кабины, распластавшись, как паук. Совсем рядом шумел поток воды, настоящая Ниагара, бушевали зеленые волны, хлопья пены летели в лицо. Я попытался протереть глаза, но помешал шлем. Водопад грохотом в точности походил на Ниагару. Я ничего не понимал. Откуда столько воды, и почему я ее не ощущаю? Рот пересох, меня мучил кашель. К горлу подступила изжога, и я едва одолел рвоту, что-то подтолкнуло вверх, и я оказался под потолком.

Внезапно Ниагара исчезла, но я остался на потолке. В стекле потухшего экрана под собой увидел чье-то лицо. Неужели это я? Нечто бесформенное, идиот в скафандре, по-жабьи распластавший конечности? Микроб, расплющенная на предметном стекле микроскопа стоножка? Неужели это я? Или это робот? Пилот? Где я?

— Акция Чистилище, внимание! Акция Чистилище… Акция Чистилище началась, — загремел рядом со мной голос. — Здесь Вергилий, здесь Вергилий. Не бойтесь, все в порядке, не бойтесь! Акция Чистилище успешно началась и продолжается согласно программе. Слушайте меня! Слышите?

Существо в скафандре, прилепленное к потолку, не пошевелилось. Я кивнул, и оно кивнуло тоже.

— Неужели это я? — прошептал я. Мой голос едва слышен был в шлеме.

Это оказался я. Я самый.

Ободренный Вергилием, я отлепился от потолка — впрочем, сейчас потолок был полом (как я узнал лишь много времени спустя, автоматически сработали защитные механизмы, выключив гравитацию).

Следуя участливым советам Вергилия, я отстегнул застежку и снял шлем. Не помню, испытывал ли я в жизни большую радость, чем сейчас, освободив голову. Этот Вергилий оказался тактичным, любезным товарищем. Сердце мое преисполнилось благодарности к незнакомцу.

Это длилось ужасно долго, но наконец я освободил торс и руку из чертовски тяжелого скафандра. Пошевелил ею уже как свободный человек, жадно вдохнул воздух. Радость освобождения тела заслонила все остальное, не хотелось думать ни о случившемся, ни о моем положении. Я радовался, прикидывая, как стану высвобождать нижнюю половину тела из тяжеленного панциря, радовался от самих этих мыслей. Попробовал извернуться, но не получилось. Ноги оставались в скафандре.

— Что ж, привилегией Робинзона был разговор с самим собой.

— Не могу освободить ноги, — сказал я.

Голос, назвавшийся Вергилием, тут же откликнулся:

— Посмотри вправо. В каюте на пульте С-2…

— Помедленнее, пожалуйста.

— На пульте С-2 нажмешь клавишу РОБОТ, — Вергилий замолчал, словно вспоминал что-то, — потом клавишу БАИ-02-Н. И жди.

Громко топоча, я вышел в коридор. Шлем держал под мышкой, словно рыцарь. Верхняя половина скафандра волочилась следом, будто хвост. Я прогрохотал по коридору, похожий на доисторическое чудовище.

И не сразу решился доверить себя появившемуся в каюте металлическому ящику, именуемому БАИ-02-Н — боялся, что он покалечит меня своими щупальцами. Но в конце концов позволил роботу (устаревшей модели, с двумя сенсорами) освободить меня. Скафандр лежал на полу, словно моя вторая кожа.

Я поблагодарил Вергилия, а он сообщил, что в ящике Д-18 я найду пластиковые банки с едой. Первый раз после ЭТОГО можно будет поесть. Я чувствовал себя чуточку свихнувшимся.

Первые подозрения возникли, едва я взял в руку банку, — судя по этикетке, с курятиной. Хотел уже снять крышечку, но Вергилий взревел, как ошалелый, и на панели Д вспыхнула шеренга красных лампочек:

— Дозиметрический контроль! Дозиметрический контроль!

Я положил банку в гнездо, и крышка захлопнулась сама. На гигантском табло вспыхивали числа, значения которых я не понимал. Окошечко над ними засветилось зеленым.

— Все в порядке, — сообщил Вергилий. — Приятного аппетита.

Я жевал холодную курятину, голова раскалывалась от боли. Итак, радиоактивность. Где я?

— В Чистилище, — пояснил Вергилий. — А я — твой проводник. Ты ведь читал Данте, не правда, ли?

Меня била дрожь.

Я тащился по желтым коридорам, которые Вергилий именовал Чистилищем.

— Если хочешь увидеть зрелище, скажи.

И он научил меня, как обращаться с видеостенами в Зале сновидений. От снов меня мутило — они были страшные, я кричал, как ребенок. Падал в бездонную пропасть. К ложу подкрадывались страшилища. А после эротических снов я чувствовал себя разбитым. И стыдился спросить у Вергилия, что там еще в запасе.

В Зале подлинной жизни я почувствовал себя лучше. Но только в первые часы. А потом убежал оттуда в холодные желтые коридоры. Они напоминали то ли внутренность холодильника, то ли прозекторскую.

Напрасно в Зале мне показывали Бауэри-стрит в Нью-Йорке, производство чипов в Гонконге, выставку в московском Манеже — все это казалось безликими кусками далекого прошлого. Неудачные видеоклипы, снятые заурядными чиновниками.