Людмила Свешникова - Лиловая собака (сборник)

Последнее время мать стала плохо слышать, Юрчик же имел привычку отвечать невнятной скороговоркой. Она, не разобрав, переспрашивала, и глаза его становились сразу злыми, раздражаясь, он кричал — это было обидно, и, если случалось с утра, весь день у матери было угнетённое настроение.

Ей часто хотелось побыть рядом с Юрчиком, она пыталась рассказать ему, что произошло за день в их большом доме и кого она повстречала на улице, хитря, приукрашивала, стараясь заинтересовать. Юрчик, не дослушав, уходил в свою комнату и закрывался, а она кричала около закрытой двери, что тоже человек, всё делает для него. Начинало колоть в левом боку, приходилось пить сердечные капли и ложиться. Успокоившись, она испытывала к Юрчику жалость: ворчливая старуха, опять испортила сыну настроение!

Желание приблизиться к нему походило на медленное падение с обрыва: человек, раня руки, цепляется за колючие кусты, хочет выбраться, но всё же скатывается ниже и ниже…

После ухода Юрчика на работу мать обычно отправлялась в магазин: только утром можно было застать свежий творог и сметану. Перед открытием около дверей магазина собирались пожилые женщины. Почти все знали друг друга, некоторые были совсем одиноки и покупали один стакан сметаны и немного творога и хлеба. Матери представлялась мёртвая тишина их квартир, зимние долгие вечера только с голосом телевизора и мурлыканьем любимой кошки, но зато их никто не обижал, а если обижали чужие люди, наверное, это было не так уж горько. Мать всматривалась в грустное безобразие старости, в лица, измятые морщинами, с потерявшими чёткость рисунка ртами и старалась за теперешним обликом угадать прежний, молодой. Это было уже невозможно, сама же она старалась реже смотреть в зеркало.

Она понимала: жизнь всегда будет походить на лестницу, по которой человек спускается от детства к старости, неизбежность нужно принимать спокойно, но на каждой ступени должны быть свои радости.

В тот день мать долго провозилась с приготовлением салата и торта. Он удался, пышный, ароматный, украшенный ореховыми фестончиками. Захотелось отрезать кусочек и попробовать с чаем, но стало жаль нарушать сладкую симметрию — торт почнёт Юрчик, а она после.

Юрчик пришёл с работы, съел борщ и салат, задумчиво поглядывая на торт. Матери захотелось побыть рядом, и она принялась отмывать в раковине кастрюлю из-под крема. Донышко немного пригорело, пришлось поскоблить ножом. Юрчик недовольно спросил:

— Другого времени не нашла?

Мать оставила кастрюлю:

— Тебе не понравился торт? Я не пробовала, я потом, но вроде удался…

— Вечером ко мне кое-кто заскочит, — сообщил Юрчик.

— Кто же?

— Какая тебе разница? — воздвиг он привычное отчуждение.

У некоторых соседей по дому сыновья лодырничали и пили. Юрчика же никогда не видели пьяным, он был неизменно вежлив, встречаясь с соседями, — такой благополучный и воспитанный молодой человек. Родители неблагополучных парней завидовали матери.

Вечером появились гости: две модные девушки с раскрашенными лицами, с нарочито растрёпанными причёсками и парень с сумкой в пёстрых картинках. В сумке позвякивали бутылки. Юрчик достал из серванта высокие стаканы, мать догадалась: принесли пиво.

— Мам, — доброжелательно обратился он — при гостях тон его становился вдруг доброжелательным. — Мам, дай солёненького, рыбки что ли.

— Рыбки нет.

— Вечно у тебя ничего нет! — перешёл он на злой шёпот. — Сходи в магазин!

— Устала я, — сказала мать. — Ноги гудят…

Юрчик прошёл к гостям и бодро воскликнул:

— Момент — лечу за рыбкой! Приходится ножками, ножками… Придёт время, крикнем роботу: двигай, чувак, за копчёной мойвой и всё такое… Технический прогресс, старики, не за горами!

Гости засмеялись, одна из девушек капризно сказала:

— Скорее бы! Предки заколебали — полы мой, у стиралки торчи.

— А мне, — сказала вторая, — пришлось сутки с сестрицыным киндером общаться. Вот нудятина! То он пить и кушать просит, то наоборот… Свихнёшься!

— Не волнуйся, старуха, пока соберёшься произвести кого на свет, изготовят робота-няньку, — пообещал Юрчик.

Мать всегда слышала из кухни обрывки разговоров в Юрчикиной комнате. Спорили о новых фильмах, слушали музыку. Стараясь понять её, мать в отсутствие Юрчика включала проигрыватель. Современная музыка не проникала в душу, утомляла. Через понимание матери хотелось приблизится к Юрчику, он же насмешливо игнорировал эти попытки.

За стеной ритмично бухала однообразная мелодия, певица хрипло выкрикивала нерусские слова. Девушки щебетали, гудел басок парня. Юрчик «улетел» в магазин.

Робот? Такой неуклюжий, железный с ногами-тумбами. Переваливаясь, он ковыляет, покачивая в такт шагам тяжёлыми руками, — карикатура на человека! Он ясно представился матери в их квартире: стирает бельё, стоит у газовой плиты, не замечая её. А она? Придётся, наверное, забиться в уголок, чтобы руки-клешни ненароком не задели!

Наверное, так нужно. Как телефон и телевизор. Раньше люди ходили друг к другу, рассказывали, глядя глаза в глаза, о своих радостях и печалях. Этого теперь не нужно. Всё можно рассказать в пластмассовую трубку. Зачем наряжаться как на праздник, спешить в кинотеатр, если фильмы можно посмотреть, не сходя с дивана.

Музыка из соседней комнаты волнами билась в стену. Мать задремала, она часто дремала между дневными заботами. Приснилась высокая каменная ограда. За ней слышимо гремел морской прибой, и нужно было добежать до конца серой ограды: за ней кто-то ждал и было солнечно.

Пришёл из магазина Юрчик, долбанул дверью. Мать проснулась, жалея, что не успела заглянуть за ограду.

Однажды они были с мужем на юге. Валялись с раннего утра на галечном пляже, наблюдая, как к причалу на сваях, обросших скользкими водорослями, подходят прогулочные катера и рыбачьи лодки. Катера гремели весёлыми мелодиями из охрипших репродукторов, из лодок на просоленный причал выпрыгивали загорелые до сизости парни и выносили на берег мокрые корзины, остро пахнущие морем и рыбой. Волны, насквозь просвеченные солнцем, бесконечно бежали к берегу и, с шипением разбившись о камни, откатывались, чтобы набрать новую силу.

В середине дня жара становилась невыносимой. Они с мужем уходили с моря, стараясь держаться теневой стороны улицы, но и в тени асфальт пружинил под ногами. По дороге они заходили в прохладный подвальчик, покупали два стакана сухого вина и два шампура с кусочками баранины, приправленной острым перцем и лимоном.

К вечеру на приморский городок стекал с гор холодный воздух, но каменные заборчики вокруг низких домов не успевали остынуть, и казалось, льётся невидимый дождь и испаряется, не достигнув земли. Юрчик часто писал им из пионерского лагеря, скучая о родителях, и им было приятно, потому что они тоже скучали о нём, раньше вернулись домой и в один из тёплых августовских дней встретили пароходик с детьми. Юрчик не сразу заметил их в толпе на пристани, тревожно вертел стриженой головой на загорелой тонкой шейке. Он вытянулся за месяц, и это особенно было заметно по ставшим коротковатыми брючкам.