Blackfighter - Черный истребитель

Они все были — жестокие дети, дети, нарочно остановленные психотехниками на грани отрочества, потому что детям свойственно сбиваться в стаи и убивать, не задумываясь о том, что творишь. И игрушки — возможность управлять сказочной по мощности машиной, сбивать мишени, разрушать города, как замки из песка — для детей гораздо актуальнее, чем вопрос «что я делаю и имею ли право?» Они были не люди, дополнительная деталь в конструкции истребителя. А Рин был — человек. Человек — это, помимо прочего, тепло, поняла Кэсс. В ней не было тепла ни на гран. Преданность своим, умение помочь, решить проблему, защитить — но в этом не было тепла. Все это было вырезано инструментами психотехников подчистую.

— Рин, — остановилась она на пороге, еще не отбирая руки. — Ты ведь не будешь ничего делать Эскеру?

— Не уверен, — мрачно помотал головой Рин.

— Рин. Он сумасшедший, но у него высший допуск. За подписью Императора. Я не хочу потерять еще и тебя. Я же тебя только сегодня нашла!

— Он сделал меня убийцей… — Рин упрямо смотрел в землю. — Такое не прощают.

— Рин! — заорала она в полный голос, уже плюя на остатки приличий и вцепляясь ему в комбинезон. — Я тебя прошу! Слышишь?

— Слышу. И не могу тебе отказать, Кэсс. Вальэ Кэсс. Но… и у меня просьба.

— Да?

— Побереги себя. Хорошо?

Кэсс кивнула, и неожиданно они с Рином обнялись. И ей было плевать и трижды плевать, кто их увидит и кому об этом расскажет. Первый раз в ее долгой жизни было — так , и второй раз с давнего, позабытого уже детства, она вслух сказала короткое — « Элло… » И в ответ было — элле , сестра. Не « эльэ », как говорили на основном имперском. Эллэ . Так говорили у нее на родине.

— Рин… — не веря своим ушам, сказала она. — Ты с Алгеды?

— Ты не знала? — улыбнулся Рин, поднося ее ладони к губам. — Да.

Теплые губы легко коснулись одного ее запястья, другого, и Кэсс почувствовала, что сейчас упадет в обморок. Банально, вульгарно, как в имперских сериалах, упадет в обморок от избытка эмоций. Как героиня этих самых сериалов, узнавшая, что ее жених изменяет ей с другой. «Вот так сейчас все и будет. Поздравляю, капитан. Докатились-долетались…», — сказала она себе.

— Иди, сестренка… — отпустил ее руки Рин.

— На тризну придешь?

— Дурацкий вопрос… — скривился техник и поморщился, видимо, разбитая скула болела. — Конечно…

Погружаясь в упругий гель и чувствуя, как находит ее висок чуткий щуп капсулы, Кэсс чувствовала себя странно. В немыслимые узлы свивались боль и шальная радость. Боли было больше, много больше, но радость не замолкала. И еще близко, очень близко была какая-то важная мысль. Разгадка какой-то тайны. Но ей не хватало еще чего-то, чтобы вылупиться из кокона и раскинуть яркие крылья.

Отдых ей не помог. Из капсулы она выбралась отдохнувшей телом и совершенно разбитой морально. Что-то важное, что дало ей общение с Рином, потухло, а боль и ощущение нестерпимой тяжести в груди остались. Парадный мундир висел на вешалке рядом с капсулой. Как и полагалось — идеально отглаженный, вычищенный, со всеми планками знаков различия и отличия.

Если уж что было в Корпусе отлажено воистину безупречно — так это работа хозяйственной службы. Кэсс никогда не видела близко тех, кто искал, приводил в порядок, разносил по помещениям мундиры и летные костюмы, находил брошенные где-нибудь перчатки, чистил обувь и выполнял всю прочую повседневную работу. Все происходило будто бы само собой. Никому не приходило в голову обратить внимание на этих людей или поблагодарить их. Нет. Они просто работали, и работали хорошо. Кэсс вообще впервые подумала о том, что они есть. И удивилась себе. Впрочем, она была готова думать о чем угодно, хоть о том, почему здесь небо — бледно-зеленоватое, а планета вращается вокруг солнца, а не наоборот. Только не о предстоящей церемонии. До которой оставалось полчаса.

На центральной площади, расчищенной и вылизанной, уже собирались люди. Фонари были приглушены, и основной свет шел от синевато светящихся в изумрудной тьме здешней ночи лазерных лучей ПВО. Что-то упало ей на лицо. Кэсс провела рукой по щеке, чувствуя, что под ладонью — мокро. Она подняла голову — почти неразличимый в темном небе, самолет метеослужбы сгонял к площади тучи. Как они нашли грозовой фронт посреди лишенного озер и рек континента, где никто никогда не слышал про ливень? Здесь из осадков были лишь туман и легкий дождь при солнечном небе. Молодцы, ребята. Кэсс стояла в тени, запрокинув лицо в небо, и на щеки ее падали крупные тяжелые капли. Соленые — она провела языком по губам. Значит, тучу тащили аж от моря. Капли, соленые как слезы — то, что нужно разучившимся плакать.

Техники и прочий обслуживающий персонал держались по краям, летный состав сгрудился в центре. Эрмиан хотел было подойти к ней, но Кэсс оттолкнула его взглядом. Не время. Сзади подошел Полковник, легонько толкнул ее в плечо.

— Пойдем. Пора.

Она шла на полшага позади Полковника, чувствуя, как вшитая в спинку кителя эластичная ткань расправляет плечи, почти выворачивая их назад, и вопреки ее воле делает осанку идеальной. Они вышли в центр площади. Дождь набирал силу, но никто не прятался от него и не смахивал капель с лиц.

— Господа офицеры… — совсем негромко сказал Полковник, и беспорядочная толпа вдруг превратилась в две идеально четкие шеренги. В первом ряду строя стояла эскадрилья Кэсс, на шаг позади — все прочие пилоты. Между Эрти и Роном была брешь шириной ровно в одного человека. Все остальные отошли подальше, к стенам. И только один Эскер стоял справа, как раз посередине между обслуживающим персоналом и пилотами. Его серо-голубой парадный мундир выделялся среди черных мундиров Корпуса бестолковым и лишним цветовым пятном.

Напряженная тишина. Гулкое молчание. Только дождь барабанит по металлу под ногами. Все — вытянуты в струну, на всех — парадные мундиры, береты сдвинуты на левую бровь. В полутьме не различить лиц — но на них и незачем смотреть, выражение — одно на всех. Торжественное, замкнутое, отстраненное. В этом строю каждый — один. Полковник и Кэсс стояли шагах в пяти от первой шеренги, и все взгляды были устремлены на них. И глаза у всех были сейчас одинаковыми — непроницаемыми зеркалами черного металла. Полковник держал в руках какой-то предмет, завернутый в черную ткань.

Парадный клинок погибшего. Узкое лезвие мизерикордии в простых черных ножнах.

— Господа офицеры! — еще раз повторил Полковник, завязывая все взгляды в единый тугой канат, протянутый между его губами и их глазами. И чуть вскинул подбородок, доводя напряжение до максимума. Тишина резала уши несуществующим ультразвуком.

— Вы все знаете, по какому поводу мы здесь собрались. Младшего лейтенанта Его Императорского Величества Особого Корпуса «Василиск» Кэна Алонны больше среди нас — нет . — Под тяжким грузом этого короткого слова содрогнулась не только Кэсс, но и стоявшие перед ней. — Он погиб в бою, как подобает офицеру Империи. И мы стоим здесь, чтобы отдать дань его памяти. И я хочу, — Полковник чуть заметно повел глазами над толпой, заметил кого-то и моргнул, — пригласить сюда еще одного человека.