Теодор Старджон - Больше чем люди (More Than Human)

— Я знаю только, что поступаю, как птица, когда пришло время вить гнездо. И знаю, что когда закончу, хвастаться будет нечем. У меня будет сильное и быстрое тело, каких ни у кого нет, но без головы. Но, может, это потому, что я только первый. Тот рисунок, который у тебя есть, пещерный человек…

— Неандерталец?

— Да. Как подумаешь, он не представлял собой ничего особенного. Ранняя попытка чего-то нового. Вот кем я стану. Но, может, когда я кончу, появится и нужная голова. Вот тогда уже будет что-то.

Он довольно хмыкнул и ушел.

Я искала, искала много дней, но не могла найти то, что ему нужно. Нашла журнал, в котором утверждалось, что следующий шаг в эволюции человека будет в психическом, а не в физическом направлении, но ничего не говорилось о… назовем это организмом. Говорилось кое-что о плесени, но это скорее напоминало совместную деятельность амеб, а не симбиоз.

Моему ненаучному, лично незаинтересованному сознанию не представлялось ничего подобного тому, что он ищет. Разве что оркестр, в котором каждый музыкант играет на особом инструменте, со своей техникой и по особым нотам, но при этом получается одна мелодия. Но он имел в виду нечто совсем другое.

И вот я пошла к нему однажды в прохладный осенний вечер, и он взял то немногое, что у меня было, и гневно отвернулся от меня с проклятием, которое я не разрешаю себе вспоминать.

— Не можешь найти, — сказал он мне. — Больше не приходи.

Он встал, отошел к изорванной березе, прислонился к ней и стал смотреть на движущиеся на ветру тени. Я думаю, обо мне он совершенно забыл. И когда я заговорила с ним, подпрыгнул как испуганное животное. Должно быть, настолько погрузился в свои странные мысли, что не слышал, как я подошла.

Я сказала:

— Лоун, не вини меня в том, что я не нашла. Я старалась.

Он справился с неожиданностью и посмотрел на меня этим своим взглядом.

— Винить? Кто тебя винит?

— Я тебя подвела, — сказала я, — и ты сердишься. Он смотрел на меня так долго, что я почувствовала себя неловко.

— Не знаю, о чем ты говоришь, — сказал он наконец. Я не хотела, чтобы он отворачивался от меня. Он ушел бы. Оставил бы навсегда, даже не подумав обо мне; ему было все равно! Это не жестокость и не беспечность, как они мне известны. Он был равнодушен, как равнодушна кошка к распускающемуся бутону.

Я взяла его за руку и затрясла, но это все равно, что трясти фасад моего дома.

— Теперь ты знаешь! — закричала я. — Ты знаешь, что я читала! Ты должен знать, что я думаю! Он покачал головой.

— Я личность, я женщина! — кричала я. — Ты использовал меня и ничего не дал взамен. Ты заставил меня нарушить все привычки моей жизни, заставил читать много часов напролет, приходить к тебе в дождь и в воскресенье, и ты не разговариваешь со мной, не смотришь на меня, ты ничего не знаешь обо мне, и тебе все равно. Ты наложил на меня заклятие, которое я не могу разорвать. А когда закончил, ты говоришь мне: «Больше не приходи».

— Я должен давать что-то взамен того, что взял?

— Люди поступают так.

Он снова заинтересованно хмыкнул.

— А чего ты хочешь от меня? У меня ничего нет. Я отодвинулась от пего. Я чувствовала… не знаю, что я чувствовала. Немного погодя я сказала:

— Не знаю.

Он пожал плечами и отвернулся. Я едва не прыгнула на него, потащила назад.

— Я хочу, чтобы ты…

— Ну, черт побери, что?

Я не могла смотреть на него, говорила с трудом.

— Не знаю. Есть что-то, но не знаю, что именно. Что-то такое… даже если бы знала, не могла бы сказать. — Он покачал головой, и я снова взяла его за руку. — Ты читаешь книги во мне. Не можешь прочесть… меня?

— Я никогда не пытался. — Он зажал мне лицо и придвинулся. — Вот.

Взгляд его проник в меня, как необычный зонд, и я закричала. Попыталась вырваться. Я не хочу этого, уверена, что не хочу. Я отчаянно вырывалась. Думаю, он оторвал меня от земли своими большими руками. Держал, пока не закончил, потом выпустил. Я, всхлипывая, жалась к земле. Он сел рядом. Не пытался притронуться ко мне. Не пытался уйти. Наконец я успокоилась и ждала.

Он сказал:

— Больше так не буду.

Я села, подоткнула под себя юбку и легла щекой на поднятое колено, чтобы видеть его лицо.

— Что произошло? Он выругался.

— У тебя внутри все перемешалось. Тебе тридцать три года. Зачем ты так живешь?

— Я живу очень удобно, — раздраженно ответила я.

— Да, — сказал он. — Десять лет в одиночестве, только служанка. Больше никого.

— Мужчины животные, а женщины…

— Ты на самом деле ненавидишь женщин. Они знают что-то такое, чего ты не знаешь.

— И не хочу знать. Я и так счастлива.

— Еще бы. Дьявольски счастлива!

Я ничего не ответила на это. Не выношу такую речь.

— Ты хочешь от меня две вещи. Ни одна не имеет смысла. — Он посмотрел на меня, и впервые на лице его я увидела чувство — глубокое удивление. — Ты хочешь все знать обо мне, откуда я пришел, как стал таким.

— Да, хочу. А что еще я хочу от тебя? Что знаешь ты и не знаю я?

— Я где-то родился и рос, как сорняк, — сказал он, не обращая на меня внимания. — Среди людей, которые не могли даже сдать меня в приют. Поэтому я готовился стать чем-то вроде деревенского дурачка. А потом ушел в лес.

— Почему?

Он подумал и наконец ответил:

— Наверно, потому, что образ жизни людей не имел для меня смысла. А в лесу я рос, как хотел.

— Как это? — спросила я, преодолевая огромное расстояние, которое постоянно то возрастало, то убывало между нами.

— Это то, что я и хотел узнать из твоих книг.

— Ты мне никогда не говорил. Он вторично сказал:

— Ты учишься, но не думаешь. Существует нечто… ну, личность. Сделана из отдельных частей, но это одна личность. У нее есть руки, ноги, рот, который может говорить, и у нее есть мозг-Это я, мозг этой личности. Не очень умный, но лучший из тех, что я знаю.

— Ты сошел с ума.

— Нет, — ответил он, не обижаясь и совершенно уверенно. — У меня уже есть части, подобные рукам. Я могу переместить их куда угодно, и они делают все, что я хочу, хотя они еще слишком молоды, чтобы принести много добра. Есть часть, которая говорит. Говорит очень хорошо.

— Не думаю, чтобы ты хорошо говорил, — сказала я. Не выношу не правильный английский. Он удивился.

— Я говорю не о себе! Она там, с остальными.

— Она?

— Та, что говорит. Теперь мне нужна часть, которая думает, которая может взять все что угодно, сложить одно с другим и получить верный ответ. И когда все части будут вместе и привыкнут действовать сообща, я буду тем новым типом существа, о котором говорил тебе. Понятно? Только… хотел бы я, чтобы у него была голова получше.

У меня самой голова закружилась.

— Что заставляет тебя это делать? Он серьезно обдумал вопрос.

— А что заставляет тебя выращивать волосы под мышками? — спросил он. Такие вещи не планируют. Они просто происходят.