Ник Горькавый - Теория катастрофы

Девушка сказала:

— Справедливость требует, чтобы всем людям была доступна оптимизация генов детей. Но кто будет платить за генетические программы для всего населения?

— Мы пробуем добиться в ООН признания тупости гено-болезнью. Тогда борьба с низким интеллектом окажется лечением, оплачиваемым медстраховкой.

— Разумно...— согласилась Никки.— Правда, аристократы всё равно смогут заметно оторваться от остальных людей по своему генофактору, и я не понимаю, что с этим делать...— нахмурилась девушка и потёрла глаза, которые в последнее время слезились от напряжения.

— Вы слишком загружаете себя, милая Никки. Вы выглядите усталой.

— Моя главная проблема как менеджера, что я никак не могу научиться перепоручать важные дела.

Король Алекс посмотрел на девушку и задумчиво сказал:

— Вы мыслите так, будто лично ответственны за судьбы мира. Словно, если вы не решите какую-то проблему нашей цивилизации, то её никто не решит.

Маугли удивлённо раскрыла глаза:

— Действительно у меня есть такое чувство! Видимо, привычка астровитянина, долго отвечавшего за функционирование своего мира-острова. Там было много тяжёлой и грязной работы, но мне не на кого было её переваливать. И я привыкла не бояться проблем любой сложности. Испугался — погиб...

— Судя по всему, вас нелегко испугать,— сказал король Шихин.

До отлёта в Колледж оставалось совсем немного, когда Айван вдруг вспомнил:

— Никки, ведь ты хотела посмотреть наши розы. Пойдём, я покажу тебе оранжерею!

— Пошли,— обрадовалась Никки.— Я надеюсь, у тебя там растут жёлтые Тулуз-Лотрек? Я просто теряю голову от их запаха!

— Кажется, такие тоже есть,— широко улыбнулся принц Айван.

Невыспавшегося хмурого Джерри никто даже и не подумал пригласить на прогулку в розарий. Никки и Айван, весело беседуя, пошли по дорожке от замка, а Джерри остался остолбенело смотреть им вслед:

«Они уже на "ты"?»

В начале семестра профессор Гуслик уронила на замученные головы студентов-гуманитариев очередной кирпич.

— Предлагаю вам написать небольшое литературное произведение. Оценки выставлю в конце года, а лучшие работы опубликуем в сборнике.

Из-под кирпичных обломков раздался унылый вой. Эли-Сова спросил с надеждой:

— А с чего вы начинаете писать свои произведения?

— С конца, конечно,— удивилась профессор.— Это — маяк, место, куда должны попасть мои герои в нужном настроении. Здесь мы с читателем расстанемся, и этот момент испортить нельзя.

— А как вы пишете? — не унимался Эли-Сова.

— Медленно. Важные фразы куются долго, чтобы вся окалина отвалилась. Жалеть написанное нельзя — таких не любят. Шутки надо вставлять в диалоги: остроумие ценно скоростью ответа. Ваш литературный герой мгновенно срезает противника меткой фразой и завоёвывает аплодисменты читателей, упускающих из виду, что над этой репликой вы морщили мозги две недели. Но главная цель — добиться, чтобы ваш текст вызвал у читателя эмоцию сопереживания.

Вольдемар внёс свой вклад:

— Сила слова беспредельна. Жирарден.

Главный компьютер Колледжа продолжал осыпать всех цитатами, и Никки не была против. Но когда Вольдемар написал на зеркале в её ванной комнате: «Дурак и входит, и выходит, и садится, и встаёт с места, и молчит, и двигается иначе, нежели умный человек. Лабрюйер»,— девушка решила, что даже самые умные компьютеры пока не приобрели чувство меры и такта. Она не стала высказывать эту мысль своему союзнику. Может, обиду компьютеры уже научились испытывать?

Теперь на занятиях по литературе студенты читали вслух свои творения.

Профессор не стеснялась в оценках, и многие остались обиженными.

От монотонного чтения стали дохнуть посыльные кибер-мухи, а от творения Бима-Оленя даже замкнуло крупную робосову, на свою голову залетевшую в аудиторию. Дослушав рассказ Бима про мальчика-телепата, который читал мысли нехороших людей и предотвращал преступления, анонимно звоня в полицию, профессор подняла с пола парализованную сову, сделала жест «храни-меня-Гутенберг», отгоняющий злых духов литературы, и мрачно сказала:

— Творческий кризис — это хорошо. Необходимая часть писательской эволюции.

Алина-Сова написала сказку про мальчика и девочку, нашедших сундук, полный волшебных палочек, и раздавших их детям.

Профессор желчно откомментировала:

— Сказки — это арифметика жизни, с ними дети учатся решать самые простые и важные уравнения социумных отношений. Но с возрастом должно прийти понимание алгебраичности реальной жизни с обилием неизвестных. Ассоль грезила об алых парусах, и капитан Грей стал искать не волшебную палочку, а торговца полотном.

На повесть Тины-Дракона о любовном треугольнике профессор криво улыбнулась:

— Навсегда актуальная тема. Все мы предаём и предаваемы, поэтому с болезненным интересом относимся к предательству других. Романтические истории обычно повествуют о мучениях любящих сердец, которые никак не могут соединиться. Главная сюжетная проблема — найти убедительную причину, мешающую слиянию сердец. Во времена кровной борьбы враждующих кланов Шекспир легко разделял влюблённых. А сейчас? Смотришь на голливудские сценарии: соединения сердец не происходило, так как герой потерял записочку с номером т-фона и весь фильм её искал. Тьфу!

Гордый Борм написал научно-фантастический рассказ о борьбе космических империй. Профессор фыркнула:

— Как подобная труха удостоилась гордого имени «научный»? За что такая невыносимая обида науке? В вашем рассказе нет ни малейшей пищи для ума.

— Литература — для души, учебники — для ума. Сахарьян,— вылез Вольдемар с цитатой.

Гуслик хмыкнула в ответ:

— Если автор не способен написать книгу «и для души, и для ума», то не нужно возводить прискорбное бессилие в творческий принцип. И ещё: фантастический сюжет должен хотя бы оглядываться на физические законы. По настоящей Венере ползать в разорванном скафандре нельзя! А книжные герои по ней всё ползут и ползут...

— Если в художественных книгах физике начнут учить, то с тоски помрёшь! — заявил маркиз Гейлорд.— Я люблю читать о космических сражениях!

— Читайте,— мирно сказала профессор.— Но оставьте право другим иметь книги с интеллектуальным зарядом. И не валите их в общий котёл, где уже плавает жидкая чешуя галактических войн.

Никки сдала профессору следующее коротенькое сочинение:

Я решила не выдумывать литературную историю, а рассказать реальную.

Она началась тогда, когда кончились консервы. Остались одни сублимированные кукурузные плитки, и они мне надоели, как Урса Минорис знает что.

Тогда я расширила оранжерею.