Дмитрий Калюжный - Эквиполь инженера Шилина

Об этом размышлял Боб Шилин, поднимаясь из метро, а потом двигаясь бодрым шагом в сторону своего родного института. Обгоняя пару – молодая женщина с сумками и девочка лет десяти-двенадцати – невольно прислушался к разговору. Девочка, неумело переставляя ноги с надетыми на них новенькими роликами, тараторила, обращаясь к устало идущей рядом маме:

– Папа мне подарок передал, ты мне подарок купила, а теперь ты дай мне денег. Ведь я же должна сама себе чего-нибудь подарить на мой день рождения!

Боб удивился, сделал ещё три быстрых шага, остановился и развернулся к ним. Когда, обнаружив на пути своём препятствие, остановилась и девочка, он улыбнулся ей доброю улыбкой (чтобы не напугать ребёнка), и сказал:

– Милая девочка! В день своего рождения полагается делать подарки родной мамочке. И благодарить её, благодарить…

– Как это? – пискнула девочка. – Ведь это мой день рождения!

– Поздравляю! – и Боб посмотрел на мамашу.

– Здравствуйте, – сказала та.

– Добрый день. С новорожденной вас.

– Нет, сегодня все подарочки мне! – ныла девочка.

– Эгоисткой растёт наша новорожденная, – пожаловалась мать.

– Воспитанием всё можно исправить, – дипломатично сказал Боб, чертыхаясь про себя: сам влез в чужие отношения, как посредник. Ну, куда это годится?

– А вы Шилин Б.Д.? – спросила мамаша.

Боб удивился:

– А откуда вы знаете?..

– Так ведь мы вместе работаем, – и она показала рукой на внушительное здание Института космических проблем. – Я Лида из патентной библиотеки. У нас там папки с вашими изобретениями. А живу вон там, рядом, на улице Введенского.

– Ну да, конечно, Лида! – совершенно не помнил Боб этой Лиды. – Просто я вас против солнца не узнал.

– А что такое Б.Д.? – спросила она.

– Боб Дмитрич. То есть, Борис. А вы сегодня выходная?

– Да, отпросилась. За подарками к её отцу ездили.

– Боб, это фасоль? – спросила девочка. – А почему мамочку надо благодарить?

– Потому что если бы не мамочка, тебя бы на свете не было.

– Как?! – и дочь в полном изумлении повернулась к матери: – Правда, что ли?!

– Вы извините, мне сейчас в институт надо срочно, – сказал Боб.

– Ах, ну да, конечно…

После неудачного визита в спиртогонную фирму Муршуда Боб всерьёз обеспокоился своими финансами. В институте ему платили бюджетных три тысячи в месяц, хватало только-только, чтобы расплатиться за квартиру, свет и телефон. Жил он в основном на доходы от парочки изобретений, да на заработки от коммерческих работ, которые ему подбрасывал от щедрот своих Никодимыч. А он благодетеля подвёл, не рассчитал ему теплопроводность сковороды. И теперь кроме суммы, выданной ему тёщей на покупки, у него денег было буквально, чтобы с голоду не сдохнуть. Ну, на недельку. Или побольше, если опять заволынить с квартплатой.

На доработку эквиполя денег не было.

Поэтому и бежал он сейчас в институт. Чтобы забрать сковородошные бумажки и наконец-то с ними поработать.

И забрал он эти бумаги, и поговорил со Стражестраховым, и даже заглянул на огонёк к Алику. Алик хвастался, потрясая свежим номером «World’s geography», где была его статья о достижениях российской космической биологии. Боб ухмыльнулся:

– У нас, физиков, тоже есть кое-какие достижения…

– Кстати! – воскликнул Алик, порылся среди хлама на столе и протянул Шилину криво оборванный клочок бумаги. – Вот, возьми.

– Что это?

– Е-мэйл Копперфилда. Я же тебе обещал…

Юноша лет двадцати, рост метр семьдесят два, худощавый, брюнет, глаза чёрные, без особых примет, одетый, как скромный клерк, вошёл в семиэтажное здание с громадной вывеской ТВС на крыше. Название означало «Тюркиш Билдинг Консалтинг». Он здесь работал. Но если бы кому-либо пришло в голову спросить сотрудников этой крупной стамбульской холдинговой компании, что за работу выполняет у них юноша без особых примет, пожалуй, никто не смог бы ответить. Впрочем, что в этом удивительного? Компания большая, чем она только ни занимается: строительные подряды и консультирование, офисный дизайн, продажа стройматериалов и даже доставка мебели…

Да, здешний отдел кадров в своё время оформил юношу на работу. И действительно, бухгалтерия начисляла ему зарплату, а профсоюз приглашал на собрания трудящихся. И был у него пропуск в здание, на котором одновременно присутствовали название ТВС и его фотография. А ещё на пропуске была напечатана фамилия – Ахмед Беджи, но была ли она его фамилией?.. Один Аллах знает обо всём, а людям это не дано.

Тайна, будоражащая его, придававшая весу в собственных глазах, была в том, что прежде, чем он попал на работу в ТВС, совсем другая Организация пригласила его, направила на учёбу, а теперь следила за его безопасностью, взамен требуя всего лишь неурочной работы на благо курдского народа. И эта же Организация через подставных лиц владела контрольным пакетом акций самой ТВС. Ахмеду Беджи, юноше без особых примет, название Организации было известно – впрочем, оно было отлично известно всему миру, – и он вполне разделял её устремления. Но даже в уме своём он называл её просто: Организация. Да и зачем зря трещать языком? Не случайно сказано: занимайся порученным тебе, и будь скромным.

В его родной деревне уклад жизни не менялся никогда. Тётка рассказывала так. Мужчина сначала был мальчиком и рос вместе с девочками, осваивая правила простой жизни , быта и гигиены. Потом он становился подростком, и его отделяли от девочек; теперь он осваивал мужские умения , учился ухаживать за скотом и работать с инструментами. Когда он становился юношей, его учили сложной жизни : как устроен мир и общество. Короче, объясняли, что слушаться надо старейшину и муллу.

В конце процесса его опять сводили с девочками, и мужчина женился. Достаточно скоро его жена рожала новых маленьких мальчиков и девочек, и дальше с ними проделывали то же самое, что и прежде с родителями. Жена обучала мальчиков и девочек простой жизни , муж передавал сыновьям мужские умения , а потом старейшина и мулла объясняли выросшим детям правила сложной жизни . И никогда никаких неясностей.

Тётка, качая головой и сокрушаясь о переменах, рассказывала ему всё это задолго до того, как он стал носить в кармане пропуск с именем Ахмеда Беджи. В те времена он не понимал, о каких переменах она говорит. Ему происходившее вокруг казалось нормальным. Как раз в те дни в их деревню впервые стали завозить газеты, а в доме дедушки Мустафы поставили телевизор. И тогда же у них впервые за все времена появился человек, взявшийся учить детей (в том числе девочек!) грамоте.

Человек этот был турком, и то, что ему разрешили жить в их деревне, да ещё и кормили за его работу, само по себе было неслыханным новшеством. Разумеется, никаких методик у него не было, разделения на предметы тоже; он выкладывал им всё, что знал – а знал, по их понятиям, чудовищно много, и им было интересно.