Брайан Стэблфорд - Центр не удержать

Тут я припомнил, что в моем сне было упоминание о недостаточной силе воображения, невозможности постичь суть вещей. Может быть, это и было причиной. И любая история, придуманная мной или Нисрином, — ложная, по той простой причине, что мы пытаемся придать ей смысл, а действительность не признает его. Вероятно, ответ столь необычен, что мы даже не способны сформулировать его. Мы, но отнюдь не премудрая личность из компьютера. Или у тех, кто ведет эту гротескную войну, собственные, для нас непонятные причины? Или Девятка так примитивна и тупа, что представляет лишь пушечное мясо в конфликте, который так же мало касается ее, как и нас.

В памяти снова возникло окончание сна. Некое призрачное понимание пыталось стать реальным, тихо и незаметно, как биокопия в моем мозгу пыталась помочь мне найти ответы на мои «как» и «почему».

Все это я тщился объяснить Нисрину — рассказать ему о подоплеке греческих и скандинавских мифов, чтобы спросить у него, какие сны видел бедняга Тульяр и с чем в мифологии тетраксов можно соотнести мои переживания.

— У нас псе обстоит по-другому, — ответил он. — Ваша нынешняя культура лоскутное одеяло, составленное из преданий разных племен, говорящих на разных языках и мыслящих по-разному, рассеянных по Земле еще до изобретения земледелия, до поселений. Вся ваша история строится на идее небольшого племени, окруженного чужаками… врагами.

На Тетре наши предки изобрели земледелие и стали оседлыми, поэтому постепенная колонизация разных частей нашего мира представляла собой разрастание одной культуры. В то же время у нас появлялись разные языки и прочие культурные различия. Однако в нашей истории преобладала идея одного племени, растущего и видоизменяющегося. Как вы можете заметить, результат такой системы — неприятие преувеличенного индивидуализма, привычка нумеровать себя в наших именных группах. Еще до эпохи межзвездных полетов мы обнаружили, что представляем собой одно племя, и после всегда стремились связать галактическое сообщество в единое целое, хотя нас все время преследовала мысль, что это либо невозможно, либо неуместно. Поэтому мы так интересуемся историей биологических исследований, предполагающих существование общих предков у всех гуманоидов галактики.

По нашей мифологии, мы всегда поклонялись единому богу. Единое племя быстро приходит к идее единого бога. Это, в свою очередь, ведет к восприятию Вселенной как машины, управляемой законами. Именно поэтому наши историки считают тетраксов наиболее развитыми с научной точки зрения, хотя эволюционно мы не старше остальных.

В нашем историческом и мифологическом наследии нет ничего общего со сложными понятиями греческой или скандинавской мифологии. Сумерки богов нечто совершенно чуждое нам. У нас нет даже скрытого дуализма, кроющегося в каждой монотеистической религии, которая противопоставляет Творца первобытному хаосу. Совершенно случайно, как я полагаю, у пас больше возможностей и способностей к воображению, вам легче представить то, что происходит вокруг нас, чем Тульяру-994. Может быть, это совпадение позволило смоделировать ваше мифологическое переосмысление событий во Вселенной и роль участвующих в конфликте богоподобных существ.

Тут моя голова снова начала болеть, но отнюдь не от попытки осмыслить сказанное. То, что рассказывал Нисрин, занимало меня по многим причинам. Во-первых, все это могло объяснить, почему выбор судьбы пал именно на меня. Учитывалась, следовательно, некая особенность человеческого разума, созданного историческим и культурным наследием. В силу этой особенности человеческий разум мог осмыслить войну, идущую в глубинах Асгарда. Значит, мое второе, скопированное «я», зашифрованное истоми, пустившись в героический поход, сможет добиться такого, чего не добьется иной гуманоид.

Тут впервые я задумался, как он там поживает, что с ним творится в том подлинном обиталище богов. Видел ли он уже Валгаллу? Или его постигла ужасная участь?

Я не предполагал когда-нибудь узнать об этом, но моя неутолимая страсть к размышлениям заставляла думать и об этом, пока в мои мысли не вторгся голос Сюзармы Лир. Она просунула голову в пассажирско-багажный отсек и сообщила:

— Нам повезло.

— Что, напали на след другого вездехода?

— Не совсем. Они не собираются оставлять следы для нас, да и мы могли запросто их потерять, если бы они не стали подавать сигналы о помощи. Они все еще на этом уровне и тоже попали в переделку.

Она, конечно, была права. Но радоваться рано. Пока мы не выясним, в какую переделку попали наши неприятели, с тем же успехом можем угодить туда сами.

Исчезли последние следы водорослей. Снопа рассеялся туман, снова было спокойным море. Но это было затишье перед бурей. Я смотрел на весла, мерно погружающиеся в воду, и сожалел, что наша богиня, сотворившая этот мир, не права. На твердой почве я чувствовал бы себя увереннее. Она заверила, что земля и скалы с не меньшим рвением пытались бы поглотить нас, чем воды этого призрачного океана, что так или иначе нам пришлось бы укрываться на борту судна. А море по-прежнему казалось чуждым и враждебным.

Я спрашивал себя почему. Ведь если она руководствовалась необычностью обстановки как главным козырем против наших врагов, почему она не пустила нас в вакуум, космос на корабле вроде "Леопардовой Акулы"? На это она отвечала, что аналог сжатого пространства гораздо привычнее для наших врагов, и они скорее смогут разбить корпус космического корабля. Гораздо безопаснее — тут вновь последовали заверения — пребывать в царстве магии, иллюзий, неточностей. В нем враги не смогут сразу же оценить, какой иллюзорной силой они обладают или что мы, в свою очередь, можем противопоставить им.

— Мы же сами не знаем об этом! — воспротивился я.

— Вот это и может быть нашим главным преимуществом. По тону ответа я догадался, что разговор закончен. Не думаю, что роль мага идеально подходила мне. Некоторым, может, и нравится думать, что в них дремлют не изведанные доселе силы, которые придут им на помощь в безнадежный момент, однако я не особенно уповал на это. Я бы предпочел просто знать, что я собой представляю, что могу делать, и знать, что мои силы соответствуют обстоятельствам. Увы, сами люди мало что смыслят в этом, и редкий счастливчик может быть уверен в себе.

Следующее испытание началось с волнения — на воде оно было не особенно заметно, но судно начало сворачивать вправо. Весла начали сопротивляться тяге — те, что слева, почти не двигались, но правые забили по воде изо всех сил.

— Смотри! — Мирлин показывал далеко вперед и вправо.

Там мы увидели зарождающийся водоворот, который крутился все быстрее и быстрее. Мы попали на самый край водоворота, который пытался затянуть нас в свою чудовищную воронку. Конечно, его сила была побольше, чем у наших весел. Корабль начал описывать дугу.