Брайан Стэблфорд - Захватчики из Центра

Когда мы остановились на ночлег в придорожной станции на двадцать девятом уровне, я начал опасаться, что Асгарду больше нечего мне показать.

"Ну не свинство ли, — думал я, — если Центр окажется не более экзотичным, чем Небесная Переправа или планетоид Весельчак?" Нет более гнусного способа срывать покровы с тайны, чем впадать в ироничный пессимизм.

Оставалось утешаться мыслью, что от Центра мы находились еще очень и очень далеко, а также осознанием причины, по которой меня заставили проделать это маленькое путешествие в самое сердце империи: мне-то уже было продемонстрировано, что в Асгарде есть совершенно другие места, похожие на рай, которые даже во сне не могли, присниться захватчикам с их убогой философией.

Но такой ли я представлял для них интерес, чтобы ради этого сохранить мне жизнь?

Уровни, шедшие, по моим подсчетам, под тридцатыми номерами, были гораздо более светлые и населенные, чем двадцатые. Каждый раз, когда мы выходили из блоков, где располагались лифтовые шахты, то попадали на оживленные городские улицы — широкие дороги с фасадами домов от пола до потолка, с мостовыми и магазинами. Это и было, насколько я понимал, сердце империи захватчиков; колонизация произошла здесь очень давно. Выяснить самостоятельно, который из них изначально служил метрополией, я не мог, а мои спутники на вопросы не отвечали. Голубоглазый и босс посовещались в очередной раз, после чего голубоглазый закрыл рот на замок. Джейсинт Сьяни старалась держаться от меня подальше, очевидно, желая создать у своих новых друзей впечатление, что она полностью на их стороне.

На улицах чаще стали встречаться женщины, и гражданских лиц стало больше. Внешне неонеандертальцы мало отличались друг от друга. Я предположил, что все они произошли из относительно бедного генетического пула; а это хорошо согласовывалось с популярной теорией, по которой Асгард являлся не чем иным, как Ковчегом, чьи многочисленные отсеки предназначались для заселения представителями немногих избранных тварей. Возможно, все захватчики имели своими предками единственную пару — Адама и Еву, — хотя сейчас их популяция разрослась настолько, что им пришлось заполнить несколько других уровней вдобавок к дарованному им Эдему.

Конечно, колонизация оказалась не простым заселением пустых пространств, иначе для освоения девственных земель им не понадобились бы миллионы бронемашин и армия, составлявшая, похоже, девяносто девять процентов всего взрослого мужского населения. Трудно было на первый взгляд судить, какая участь постигла завоеванные расы. Несколько замеченных мной экзотических индивидуумов вполне могли быть рабами или вольноотпущенными реликтами истребленного населения.

Пока мы шли по улицам, я развлекался тем, что производил в уме кое-какие вычисления.

"Предположим, — размышлял я, — бледнокожие псевдонеандертальцы в настоящее время населяют двадцать пещерных систем площадью не менее земной суши каждая. При достаточном производстве продовольствия они могут удваивать свою численность каждые сорок — пятьдесят лет. Это означает, что в следующем столетии им понадобится более пятидесяти пещерных систем, а к концу следующего века — еще четыреста восемьдесят. Тогда сколько времени им потребуется, чтобы заполонить собой весь Асгард? И когда они наткнутся на тех, кто положит конец их экспансии? А если Асгарду действительно несколько миллионов лет, то почему ни одна из населяющих его рас еще не расширилась до масштабов всей планеты?" Я попытался обсудить эти вопросы с моими охранниками, но блондин был не в духе и говорить отказался. Ему и так уже недвусмысленно напомнили, что его работа конвоировать меня, а не просвещать.

Ниже сорокового уровня картина опять начала меняться. Похоже, с продвижением вниз у захватчиков было не меньше проблем, чем с продвижением вверх. Опять вместо городов начали встречаться лишь редкие придорожные строения, а территории стали менее пригодны для жилья. Но эти уровни уже не были ни темными, ни тусклыми. Наоборот, многие были ярче, жарче и полны жизни. Если верхние ассоциировались с тундрой или степью, то эти — с джунглями, болотами и саваннами. Во время одного особенно долгого перехода между шахтами — километров в шестьдесят — я так пропотел, что даже пожалел об отсутствии термоскафандра с его прекрасной системой терморегуляции. Здесь, как ив других уровнях со слаборазвитой цивилизацией, мы передвигались на броневике и сидели в нем как в духовке, раскаленной лучистой энергией, льющейся с тридцатиметрового потолка.

Обочину дороги регулярно поливали каким-то гербицидом, и молодая поросль лишь кое-где пробивалась меж почерневших и скрюченных растений. Но чуть дальше росли деревья высотой почти до потолка, раскинувшие широкие пальмовые листья во все стороны, дабы забрать на себя как можно больше лучистой энергии, едва ли не из самого источника. Поэтому вниз, сквозь хитросплетения живой массы просачивалось мало света. Я не мог поверить, что странный подлесок, разросшийся меж деревьев, питался единственно этим скудным световым рационом, хотя с виду ему явно этого хватало. Тогда я решил, что большая часть приземной растительности имеет термосинтетическую природу и получает энергию прямо от почвы.

Прежде мне никогда не доводилось видеть природные термосинтетические органические системы, поэтому я удивился, когда обнаружил, что они отнюдь не белые, как грибы, как того следовало ожидать, а разнообразны и многоцветны.

Лес был наполнен стрекочущими звуками, которые я по незнанию принял за крики птиц, но после нескольких минут беседы с Джейсинт Сьяни выяснилось, что в этой экосистеме даже у растений есть голос, настолько интенсивно идет здесь соревнование за привлечение к себе насекомых. Здесь, по ее словам, водились толстые нелетающие птицы, мимикрирующие под цветы физически и музыкально, заманивая таким способом добычу прямо в свой голодный клюв.

Я поинтересовался, нет ли здесь у захватчиков автоматических систем управления температурой и почему бы просто не увернуть немного термостат, чтобы сделать условия более благоприятными. Невозможно было поверить, чтобы неонеандертальцы решили, как старые консерваторы, просто оставить систему в таком виде, как она была, и не вызвать ненароком экологической катастрофы. Скорее всего они ничего не изменили только потому, что не знали, как это сделать. Они действительно напоминали неандертальцев, попавших на улицы Нью-Йорка двадцать первого века; те могли сойти за местных, нацепив одежду, и выжить, кривляясь перед зрителями и потрясая дикарским оружием, но не имея понятия, как работают окружающие их вещи.