Евгений Прошкин - Магистраль

— Какие же они куклы?…

— Куски мяса, похожие на нас, не более того. Манекены, не имеющие права выбора. Запрограммированные до самого конца.

— У моей программа была короткая… Очень короткая. Двадцать восемь лет, из них двадцать семь — чужие, прожитые не клоном, а мной. А ей оставался всего один годик…

— Пусть и тому радуется. Если б не твое решение прийти в Службу, она бы вообще на свет не появилась. Он, — поправился Олег. — Он, клон.

— Мое решение… Дело в том, что я его не принимала. Как-то оказалась на базе… каким-то образом… А помню другое… простую жизнь, скучную. Хотя прожить ее за меня должна была она. Мой клон.

— Не думаю, — сказал Шорохов. — Здесь либо совпадение, либо еще что-то. Глюки у всех бывают. У меня такой же завелся, и ничего.

— Ты опять про Иванова? Вот уж и впрямь глюк! Забудь о нем.

— Угу… — промычал Олег.

Он не стал говорить Асе, что с удовольствием очистил бы память от этого никчемного персонажа, но опасался, что вместе с Ивановым придется закрыть и всю учебу. Иван Иванович лез ему на глаза слишком часто, и рассортировать проведенные в школе полгода на минуты «с Ивановым» и минуты «без Иванова» не представлялось возможным. Его навязчивое присутствие было так же плотно встроено во все воспоминания, как… Шорохов неожиданно подобрал хорошее сравнение: как встроен домашний адрес в повседневную жизнь обычного человека. Вырви адрес — жизнь превратится в дуршлаг. Закрой Иванова — и от лекций останутся одни «здрасьте — до свидания». А кроме того, Иванов существовал в действительности. В отличие от Асиного «неучтенного» года и всего прочего, что может наизобретать переутомленный женский ум, Иванов был реален — настолько, что сумел воспользоваться станнером.

— Закрой его, — посоветовала Прелесть. — Я бы тоже себе что-нибудь закрыла… Если бы знала, что.

— Тот сектор трогать не будем? Где мы из-за твоего паспорта поссорились.

— Мы же не поссорились… — пожала Ася плечами. Она сидела смурная и крутила на столе две сигаретные пачки, теперь уже обе пустые.

— Зря я с этим корректором затеял… — проговорил Олег. — Ничего не выяснили, только мозги друг другу запудрили…

— Почему же? С тобой ясно: наплевать на Иванова, прекратить напрягаться насчет школы — и все будет в порядке.

— Наплевать на клона, прекратить напрягаться насчет чужого года… — тем же тоном произнес Олег.

— Я пытаюсь… Ой, Вениаминычу-то мы конфет не оставили!

— Он про них и не узнает.

— Неудобно…

— Скажем, что я все съел, — предложил Шорохов.

Прелесть рассмеялась. Олег отметил, что успокаивается она так же быстро, как заводится. Может, Лопатин прав, и она заурядная баба?… С бардаком в голове и с готовой могилой, уже занятой клоном.

«Невеселое приобретение, — подумал Шорохов. — Но у нее есть хоть что-то. Могила. У меня нет ничего. Кроме собственного бардака. И еще, наверно, этой бабы с ее бардаком и с ее загнувшимся клоном. Богато живешь, Олежек…»

Отца Криковой привезли в половине второго. В герметичном ящике из твердого оранжевого пластика с мудреными цифровыми замками. Контейнер был тяжелый — двое курьеров и двое местных операторов, затаскивая его в комнату, пыхтели, сшибали ногами стулья и оставляли на полу пунктирные дорожки пота. Пятый, обаятельный качок с неглупым взглядом и поэтическим позывным «Дактиль», нес коробку из-под маленького телевизора.

— Координатор будет? — осведомился он. — Или Лопатин вас решил под танки бросить?

— У Василия Вениаминовича дела, — сухо ответила Прелесть.

— Дела… — буркнул курьер. — Дела у него, да… Координатор обязан в каждом фальшаке участвовать лично. В таком — тем более. Сами-то знаете, кого загружаем?

— Главное, чтобы ты вовремя забыл, — сказал Олег. На Лопатина он был зол, но считал, что это касается только их отряда. Того же мнения придерживалась и Ася, хотя специально они эту тему не обсуждали.

Василий Вениаминович позвонил в гостиницу рано утром и велел обоим явиться в бункер. Его самого они уже не застали, зато нашли на столе подробную инструкцию с указанием места и времени. Дата «10.08.2003» была жирно подчеркнута, и Шорохов понял, что операция по Криковой уже началась.

Свое отсутствие Лопатин объяснил одним словом «занят». Что ж, по крайней мере не городил семь верст до небес. Честно признался, что переваливает всю ответственность на Олега и за компанию — на Прелесть.

Едва ли Василий Вениаминович боялся местной Криковой — здесь, в две тысячи третьем, ей было всего тридцать. Она занималась какой-то коммерцией и потихоньку налаживала контакты с Мосгордумой — пока еще не для стимуляции бизнеса, а так, ради престижа. О Службе она, понятно, ничего не знала. В отличие от той же гражданки образца две тысячи сорокового с чем-то — вице-спикерши, миллионерши и ведьмы европейского масштаба. Вот от нее, как подозревал Шорохов, Василий Вениаминович и зарылся — предварительно подготовив все, включая контейнер с семидесятилетним Криковым. С клоном, разумеется.

К дому в Крылатском груз доставили на обыкновенной «Газели». Пронести такой ящик незаметно не удалось бы ни днем, ни ночью — к этому никто и не стремился. Курьеры, переругиваясь, доперли его до лифта и, пока спускалась кабина, уселись на крышку передохнуть.

С квартирой проблем не возникло, если не считать того, что Олегу пришлось пальнуть четыре раза: в домработницу, в сиделку и в массажиста. В массажиста — дважды, поскольку тот начал убегать. После этого Шорохов позволил войти Асе. Станнером она владела не хуже, однако Олег, как мог, пытался избавить ее от потрясений. Главные потрясения были еще впереди.

Двух женщин и дюжего мужика отволокли в гостиную, рассадили по креслам и добавили еще по два разряда — «контрольные выстрелы» Прелесть взяла на себя.

Квартира у Крикова оказалась почти шикарной, для пенсионера — так даже и не шикарной, а королевской. Три комнаты, хороший ремонт, отнюдь не дээспэшная мебель. Телевизора не нашлось разве что в сортире, но там и без этого было уютно и здорово. Словом, бизнес-леди окружила папеньку заботой по классу «люкс»: к достойному жилью прилагался и достойный уход. По пятницам старика Крикова посещал не то колдун, не то диетолог, но сегодня, слава богу, была не пятница, и в гостиной расслаблялись только трое.

При всем при этом дочь грезила увидеть отца издыхающим медленно и тяжко. Тот, как назло, умрет тихо — скоро, уже через пару месяцев. А спустя сорок лет, когда Криковой самой стукнет семьдесят, она осознает, что детская мечта — это святое и что хотя бы раз в жизни мечта должна исполниться.

Время исполнения она выбрала удачно: молодая Крикова улетела в Таиланд и не могла ей ни помочь, ни помешать, да к тому же получила бесспорное алиби.