Александр Бушков - Кошка в светлой комнате (сборник)

– Нужно, – сказал Адамян.

– Сейчас мне мало этого слова.

– Что тебе нужно еще?

– Всего лишь убрать отсюда истребители.

– Невозможно.

– Тогда я не полечу. И я не уверен, что мои люди, узнав о моем отказе, сядут за штурвалы.

– Между прочим, – сказал Адамян, – у меня тут есть рапорт старшего лейтенанта Шамбора, который горячо заинтересовался экспериментом, то бишь использованием для прикрытия истребителей, и выражает жгучее желание участвовать в рейде.

– Ну-ну… – сказал Панарин. – За всех он не может подписываться…

– Шантаж?

– Элементарная экстраполяция.

Майор, стриженный бобриком черноволосый крепыш, молча маялся, старательно глядя в сторону, чтобы ненароком не зацепить кого-нибудь из них взглядом. Весь его вид вопил: с его точки зрения, если старшие командиры и бранятся между собой, то уж никак не в присутствии младших по званию. Сообразив это, Адамян махнул ладонью:

– Майор, подождите в приемной. Что с тобой, Тим?

Панарин презирал себя, но почему-то не мог открыть рот и рассказать о вчерашнем своем полете. Не мог, и все тут. Он сказал:

– Мы справимся и без истребителей.

– Пойми ты, их задача – не расчищать вам огнем путь, а при необходимости прикрыть ваш отход.

– Что в лоб, что по лбу.

– Тим, ты прости, – очень тихо сказал Адамян, – но, быть может, ты устал? С каждым может случиться. Но сейчас ты необходим. К Ведьминой Гати ходили только вы, и я боюсь, что Станчев один не справится. Нам позарез нужно набрать хотя бы три-четыре кубометра «взвеси». Все старые запасы в столице израсходованы, а исследования останавливать нельзя. Нет времени ожидать пресловутых самолетов-роботов. Есть мнение на самом верху, это просьба самого…

– Черт побери, – сказал Панарин. – Вам осталось два месяца, какое значение имеют просьбы самого?

– Ты не понял. Никакого значения не имеют просьбы… Этот рейд – моя лебединая песня, Тим. Ничего у меня больше не будет только санаторий и манная каша. Я бы сам пошел, Господи, я бы сам пошел, но я же подохну еще на взлете! И я не за увековечение своей памяти борюсь. Ты прекрасно знаешь, что те лекарства, биофильтры и ткани, которые получат на основе секретов «взвеси», не назовут ни «касторкой Адамяна», ни «синтетиком Панарина». Но мне нужен этот рейд… Тим, хочешь, я перед тобой на колени встану?

Панарин молчал. Он просто не умел высказать все, что творилось у него на душе – непривычен был к этому. Он сказал:

– На колени не надо. Лучше уберите истребители.

– Невозможно.

«Мне нужен ответ на один-единственный вопрос, – думал Панарин. – Садился ты в Вундерланде или нет?»

– Ты, часом, не испугался? Это бывает, Тим, я тебя не стану винить. Хочешь в санаторий на «материк»? Пиво чешское, солнышко, неваляшки в купальниках… А к Ведьминой Гати я пошлю Станчева. Правда, у него нет практики, ну да что делать, если тебя одолела неврастения?

Панарин сердито подошел к столу и щелкнул клавишей:

– Панарин. Первое, второе звенья – на полосу!

…Динамики надрывались – похмельный Брюс изливал душу, немилосердно терзая баян:

– Ты шпалер забыл. – Сенечка подал ему ремень с кобурой.

Чертыхнувшись про себя, Панарин застегнул тяжелую пряжку и закурил. На галерею диспетчерской он не смотрел – в последнее время Клементина завела дурную привычку провожать его в полет, как он ни запрещал, и торчала сейчас у перил вместе с женой Сенечки Босого.

– И моя гитара – две струны… – зло проворчал Панарин. Ветер трепал ему волосы, высекал искры из сигареты.

– Что с тобой? – тихо спросил Леня Шамбор, здоровенный и белозубый, как всегда, загорелый и веселый, как всегда, любимец молодых поварих и ученых дам средних лет.

Панарин оглядел их всех, собравшихся в кружок. Они уже надели шлемы, застегнули комбинезоны и оттого казались Очень одинаковыми. Да так оно и было. Все индивидуальное на время полета оставалось на земле – и то, что Петя Стриж в юности тянул срок за взлом пивного ларька, Коля Крымов отсылал половину зарплаты младшей сестре-студентке, а Панарин не на шутку влюбился в Клементину. И то, что за Сенечку Босого регулярно беспокоилась молодая жена, Станчев изобретал самогонный аппарат с дистанционным управлением и речевым синтезатором, а Чебрец учил Магомета стоять на голове. И все такое прочее. Бетонка, словно лазерный луч, отсекала все побочное, и оставались господа альбатросы, короли синего прозрачного воздуха.

– Ну, шантрапа, в седла. – Панарин затоптал окурок. – И помните – нервы на максимум. Набить баки «взвесью» – и драпаем. При отходе, если начнется заварушка, строя не соблюдать, каждый прорывается, как может. Гойда!

Он нахлобучил шлем и был доволен собой – все-таки не оглянулся на галерею.

Семерка шла на реактивных «Сарычах» – при всей своей к ним неприязни Панарин решил, что сейчас потребуется не надежность, а скорость и еще раз скорость. Хапнуть и смыться, словно карманники, зло подумал он. Предположим, так было не впервые, но тогда чуть позади, чуть выше не маячила тройка истребителей «Славутич»…

– Звенья, вниз, – приказал он. – Заборники открыть, начинаем уборочную кампанию, каковой ответим врагу на третий инфаркт Президента Всей Науки.

– Первое звено пошло.

– Второе начинает.

Собственно, в Ведьминой Гати не было ничего особо страшного всего-навсего протянувшееся на десяток квадратных километров хаотическое нагромождение стометровых стволов неизвестных деревьев, покрытых морщинистой синей корой. В солнечные дни от них поднимались струйки голубоватых газовых пузырьков пресловутая «взвесь», сулившая небольшую революцию в ряде отраслей промышленности и камерный погромчик в квантовой химии. Вот только собирать ее, проклятую, приходилось буквально по пузырьку.

– Первый улов.

– Мы тоже.

– Поздравляю, – сказал Панарин. – Кто первый набьет баки, тут же сматывается домой, и без диспутов мне!

Они принялись за работу. Нужно было угадать по взбухающему меж стволов пузырю – который выброс окажется наиболее богатым, потом изловчиться и загнать его в бак. Это в теории. А на практике – ювелирное маневрирование двигателями, рулями управления и соплами вертикальной тяги, отточенная акробатика.

Семь самолетов выплясывали дикий танец над сплетением гигантских ослизлых стволов. Выше ходили по кругу истребители. Панарин больше следил за окрестностями – все-таки в его задачу входило не столько ловить пузыри, сколько осуществлять руководство операцией. Ничего угрожающего в окрестностях не наблюдалось. Слева мелькнули две искрящиеся золотые змейки, но Сенечка бросил самолет в сторону как раз вовремя, а второй раз змейки не нападали. Правда, никто не знал до сих пор, живые это существа, или особый вид молний, и никто не знал, почему от Ведьминой Гати не вернулось звено Парселла…