Кирилл Кудряшов - Черное безмолвие

— Ладно, — говорю я, — Люди, так люди. Я попрощаться пришла.

— Ты идешь к Мадьяру? — его лицо не выражает удивления. Он знал. Естественно, знал, а чего я, собственно, ожидала от человека, вымолившего у Господа чудо?

— Да. Еду забрать сына, но если не удастся — сотру там все в порошок, а его самого завяжу узлом и повешу на ближайший сук.

— Я еду с тобой. — тут же говорит Эзук.

Вот же ж блин, навязались на мою голову супермены! Разве вам всем не понятно, что я еду на верную смерть, и от того, что нас будет больше шансов выбраться не прибавится. А я готова умереть… Собственно, если разобраться, то зачем мне, вообще жить? Марат и Сергей могут уйти в Безмолвие, и там стать одинокими волками, медленно дичающими в черной пустоте. Эзук… Эзук — не знаю, но на заводе ему точно не место. Его просто убьют. И даже не за то, что он бегун, и не за то, что он столь усердно отрицает это, а просто за то, что он не такой, как все. Что он верит в бога гораздо глубже кого-либо, кого я знаю.

А я? Я не могу бросить все, и уйти в Безмолвие, потому что мой сын у Мадьяра, а жить без него я не смогу. Но даже если все пройдет гладко, во что я, лично, не верю, и я вернусь обратно вместе с Колей — куда нам идти? В завод, как и в другие бункеры, мне дорога теперь закрыта. Очередь в спину, да яд в еду — вот, на что я смогу здесь рассчитывать. Да я и сама не вернусь — не хочу больше видеть мелких и неблагодарных людей. Мой мир — Черное Безмолвие! Мой, но не Колин. Ему придется прятаться по металлическим фургонам и зданиям, спасаясь от радиации, скрыться от которой невозможно. Мы с ним болтались так года полтора, и я удивляюсь, как его не убила лучевая болезнь… Хочется верить, что помог не только свинцовый халат и противорадиационные костюмы, но и моя материнская любовь, способная остановить даже гамма-кванты.

Он не сможет жить в моем мире, а я — в его. Да и есть ли он, Колин мир? Как его встретят в заводе после того, что сотворила Катя? После того, что наделала я всего полчаса назад? Сын бегуньи — это не происхождение, это социальный статус. Кто знает, не проявится ли в мальчике наследственная кровожадность? Жажда человеческой крови?!

Нет, здесь не примут и его…

— Нет, Эзук, еду я одна!

— Со мной. — моментально встревает Марат.

— Да послушайте вы, оба, — взрываюсь я, — Вспомните о том, что у вас голова на плечах, а не кастрюля со звуковыми локаторами! Мне не нужна помощь! Или я умру, или нет, но все это зависит только от меня… ну, отчасти — еще и от Мадьяра. И то, что со мной будет кто-то еще, ничего не изменит. А вот здесь вы нужны. Оба нужны Сереге! Он тяжело ранен и слаб, а в заводе творится черт знает что. Бегуны разом стали врагом номер один, от которого надо избавляться. От нас избавиться будет трудновато — мы, если и умрем, то с собой прихватим столько народу, что в аду дров не хватит, а вот Сереге сейчас не до того, чтобы кулаками размахивать. Вы уедете вместе со мной, и что будет с ним? Сюда ввалится табун сумасшедших, и придушит его во сне.

Нет уж, господа, вы остаетесь охранять Серегу, а я отправляюсь в гости к Мадьяру. Если сильно тряхнет — знайте, это я постучалась.

Они еще не успевают опомнится, когда я уже выхожу из лазарета. Вика по прежнему сидит у меня на плече, и лишь за дверью я осознаю, что она со мной.

— Ну что, зверушка? — спрашиваю я, — И ты будешь играть в супермена? То есть, в супербелку… Тоже хочешь со мной?

И Вика отвечает, но не словом, а делом. Она срывается с моего плеча, и в два прыжка оказывается на пролет выше. Дескать, не только с тобой пойду, но и вперед тебя умчусь… Эх, белка ты белка… Но мы еще посмотрим, кто будет впереди!

На моих губах играет улыбка, мощным рывком я бросаю свое тело вверх по лестнице, рассчитывая перескочить сразу через пяток ступеней… Да чего уж там, сразу через весь пролет. Взмываю в воздух, но тут же приземлясь на ноги без привычной упругости, едва не вывихнув лодыжку. Черт! Я же в бункере, здесь нет радиации! А значит, сейчас я не бегун.

Вика смотрит на меня своими черными глазами-бусинками, сливающимися по цвету с ее шерсткой. Сочувствует? Наверное. Она помнит меня другой, раскидывающей в Безмолвии десятки ее соплеменников.

Интересно, смогла бы я жить здесь? Отказаться от мира Черного Безмолвия, и нырнуть под землю? Жить с обычными людьми? Может нам с Колей стоит плюнуть на все, и отправиться в другой город? Приехать туда под видом обычных людей, и попросить пристанища в одном из тамошних бункеров — должны же они быть у них, в конце-то концов! Жить там, где никто не будет знать о моем прошлом, о десятках покойников, о крови, в которой мои руки замараны по локоть… Жить человеком…

И тут же в моей голове возникает образ белого волка, льстиво заглядывающего в глаза вожака волчьей стаи. Обычной стаи копытных волков. Я представила это гордое животное, во взгляде которого читается знаменитое: «Подайте на домики для бездомных поросят…», и сплюнула. Бред какой-то!

Вика вновь запрыгивает на мое плечо… Кажется, она со мной согласна.

Дверь VIP-палаты я открываю пинком ноги, заставив подпрыгнуть лежащего на кровати Сырецкого. Водка у него, как я вижу, уже кончилась…

— Петр Михайлович, — без вступления говорю я, — Мне нужен полноприводной фургон в отличном состоянии, и двадцатикилотонная «Невеста» с дистанционным детонатором.

— Ты что, очумела?! — удивленно вскидывает брови шеф завода.

— Да. — честно сознаюсь я.

— На хрена?!

— Еду в гости. А «Невеста» будет подарком. Реально подключить к детонатору дистанционный беспроводной запал, чтобы сработал метров на сто?

— Вроде реально… Только источник питания к нему приделать помощнее, чтобы пробился через магнитные поля. Фонить эта штука будет, что кусок урана.

— Плевать. — говорю я, и оскаливаю зубы в недоброй улыбке. — Меня излучением не испугаешь. Сильнее буду.

Спустя полтора часа покрикиваний на электронщиков, ядерщиков и парней из «оружейки», я выезжаю из завода, который, наконец, перестает гудеть как растревоженный улей. Праздник окончился быстро, и знаю, что было тому виной — то ли новости, принесенные мною, то ли радиация, загнавшая людей обратно в бункеры. Может там они еще и отмечают победу над отрядом Мадьяра, черт их знает… Этих людей.

Вика едет со мной, гордо восседая на пассажирском сиденье, и, периодически, впрыгивая то мне на плечо, то на панель приборов, чтобы рассмотреть, что там, впереди… Думаю, что впереди мы с ней видим одно и тоже. Пустоту и неизвестность.

До нужной мне точки пятьдесят восемь километров с маленьким гаком. Но то по карте… Задолго до войны я бывала в тех краях, ставших теперь абсолютно неузнаваемыми. Неподалеку текла речка Обь, покрывшаяся теперь льдом и снегом так, что угадать, где проходит ее русло практически невозможно, вокруг расстилалась тайга, подступавшая к Новосибирску… Друзья рассказывали мне, что здесь, в более чем полусотне километров от города, уже можно было встретить даже лосей, не говоря уже о глухарях, токовавших во всю глотку в брачный период. Я же любила ездить в Мошковский район за грибочками… Теперь грибочки можно найти только под многометровым слоем черного снега — оттуда их выковыривают мыши и прочая подснежная живность.