Николай Гацунаев - Звездный скиталец

- Зачем это вам? - Командир закашлялся.

- Да что вы заладили, зачем да зачем? Спасти вас хочу. Симпатичны вы мне. Понятно?

Командир отрицательно качнул головой.

- С чего бы? Вы меня не знаете...

- Ошибаетесь, знаю. Строганов Владимир Михайлович. Родились в Воронеже в 1900 году. Я, батенька, и отца вашего знал, Михаила Степановича. Хотите опишу, как он выглядел? Широкоплечий, статный. Ростом повыше вас. Густые каштановые волосы, усы щеточкой. Слегка картавил...

- Довольно. - Строганов снял фуражку и провел рукой по остриженной под нулевку голове. - Чего вы хотите?

- Самую малость, - оживился Симмонс. - Хочу, чтобы вы вернулись в Хиву, не встретившись с Джунаидханом. Где у вас рандеву назначено? В Иланлы? Хотите, я вам в Тахте стычку с бандой Шаммы-кяля устрою? Вот вам и повод. Договорились? Э, батенька, да вы меня не слушаете! О чем задумались, если не секрет?

- Что обо мне в отряде сейчас говорят? - с горечью произнес Строганов. - Удрал неизвестно куда, дезертировал...

- Об этом можете не беспокоиться. Там еще и тридцати секунд не прошло. Никто ахнуть не успел. Ну так как, возвращаемся?

- Да!

- ...Надо же, померещилось! - Красноармеец Малов ошалело встряхнул головой и улыбнулся. - А я уж чуть было тревогу не поднял: только что тут сидели, и вдруг нет никого, один маузер валяется...

Командир молча подобрал маузер с земли и вложил в кобуру. Привычным движением разгладил складки гимнастерки под ремнем. Повернулся к Симмонсу.

- Вот что, гражданин, или господин, как вас там... За цирк спасибо. Лихо это у вас получается. А теперь сматывайтесь отсюда, пока я вас не расстрелял.

- Да вы что? - ахнул Симмонс. - Не поверили?

- Не имеет значения. У меня есть приказ, и я его выполню. Понятно? Любой ценой. Это мой революционный долг. Прощайте. Считаю до трех.

И он рывком опустил руку на кобуру.

Ванна наполнилась почти до краев, и хотя вода была горячая, Симмонс вдруг ощутил озноб. Осторожно, чтобы не плеснуть на пол, он приподнялся, сел и до отказа завернул кран с холодной водой. Из ванны повалил пар. Симмонс чертыхнулся и перекрыл горячую воду.

Там, в тугаях на краю Каракумов, замешкайся он, Симмонс, на минуту, сероглазый командир отряда застрелил бы его, не раздумывая. Симмонс скорее почувствовал, чем понял это, и медлить не стал. И только теперь, когда инцидент был уже позади, ощутил страх.

Пугал не только сам факт, что он, Симмонс, мог погибнуть, - пугающим было ощущение собственного бессилия понять непостижимую логику, а вернее, - полную нелогичность поведения Строганова.

Знать, что его ждет, иметь возможность остаться в живых и сознательно выбрать смерть? Этого Симмонс не мог понять никоим образом.

Что это? Фатализм? Вера в слепой рок? Или сероглазый упрямец просто-напросто не поверил Симмонсу, принял его за ловкого трюкача? Решил, что его запугивают?

Симмонс горько усмехнулся: уж если кто кого и напугал, то не он Строганова, а Строганов его, Симмонса.

Ну, а если говорить всерьез, то ему стало действительно не по себе, когда двое суток спустя он ночью тайком проник в крытый загон для скота, где под охраной томились в ожидании своей участи разоруженные красноармейцы, и, предложив Строганову свою помощь, услышал в ответ:

- Пошел ты знаешь куда?!

Теперь, задним числом, сопоставляя факты, он обнаружил нечто общее в поведении Айдос-бия, Савелия и Строганова. Нечто, не поддающееся пониманию, ломающее все его представления о здравом смысле и элементарной логике.

Трое этих, казалось бы, совершенно разных и абсолютно непохожих друг на друга людей, обладали способностью сохранять в критических ситуациях поразительное присутствие духа и неистовое стремление до конца идти выбранным путем даже тогда, когда этот путь вел их к верной гибели.

Вероятно, они заблуждались, но было в их заблуждениях что-то грандиозно величественное и неотвратимое, как смена дня и ночи или времени года.

И теперь, жмурясь от мыльных хлопьев и остервенело обдирая себя мочалкой, Симмонс с раздражением ловил себя на том, что восхищается этой их способностью и в душе им завидует, ибо сам он этой способностью не обладал.

Все еще жмурясь, Симмонс наощупь отыскал рукоятку и включил душ. Упругие холодные струи воды успокаивающе защекотали кожу. Симмонс сполоснул лицо и открыл глаза.

"Ну и вид! - с досадой подумал он, разглядывая в зеркале, вмонтированном в стену, свою заросшую щетиной физиономию. Бродяга бродягой".

Он взял с полочки бритвенный прибор и провел лезвием от виска к подбородку. Неширокая полоска гладкой матовой кожи казалась инородной, не имеющей никакого отношения к его лицу.

"Бродяга, - он покачал головой. - Точнее не скажешь. Звездный скиталец. А почему звездный? Просто скиталец тебя не устраивает?"

Он добрился, еще раз окатил себя холодной водой, вылез из ванны и открыл сток. В трубе заклокотало, захрипело. Симмонс поморщился: ванная, конечно же, была далека от совершенства. Он перевез ее частями из XX века. Забираться дальше не рискнул. С прошлым было покончено, так он по крайней мере думал тогда, и появляться в близких к его реальности столетиях без особой нужды не стоило. "Не хочу оглядываться", - отшутился он, когда Эльсинора однажды пожурила его за ванную комнату. - "Почему?" - поинтересовалась она. - "Потому что не оглядывается тот, кто устремлен к звезде. Знаешь, кто это сказал?" - "Нет", - она пожала плечами. - Леонардо да Винчи". - "И к какой же звезде ты устремлен, если не секрет?" - "К звезде пленительного счастья!" - буркнул он и поспешил переменить тему.

Сейчас, вспомнив этот разговор, он мысленно усмехнулся: вот и ответ на вопрос, почему скиталец-звездный. А вообще, какое все это имеет значение? Симмонс вздохнул и достал из стерилизатора чистую одежду.

Эльсиноры не было. Симмонс торкнулся в спальню - заперта. Дверь в коридор тоже не открывалась.

"Может, и к лучшему, - подумал Симмонс и достал времятрон. - Чертов бал! Добывай теперь техника, возвращайся на неделю назад, ищи нужные записи".

Он повозился с настройкой и надавил на пусковую кнопку. Несколько минут в комнате было пусто. Мерно тикали часы на стене. Еле слышно попискивала люминесцентная лампа под потолком.

Внезапно посредине комнаты материализовался Симмонс и рядом с ним длинноволосый субъект в сабо, зауженных до неприличия джинсах и рубашке с погончиками. Субъект держал в руках щегольский чемоданчик и испуганно озирался по сторонам.

- Успокойся, Петя! - Симмонс похлопал субъекга по спине, подтолкнул к креслу. - Садись. Может, выпьешь с дорожки?

- А что у вас имеется? - поинтересовался Петя.

- Все имеется, - заверил Симмонс. - "Столичная", "Наполеон", "Белый аист", шотландский виски, джин с тоником.

- "Столичной", пожалуй, - поколебавшись решил Петя. Граммов полтораста.