Сергей Смирнов - Фантастика-1971

«1-й извощик. Барин! вы с ним не ездите. У него холстина потертая.

2-й извощик. Молчи, ты, леший… сам намедни ездока в Средиземное вывалил. Эх, барин, возьмите, дешево свезу…»

Литературная обстановка в крепостнической николаевской России не способствовала, конечно, публикации прогрессивных социальных мечтаний. Впервые не просто социальная, но и открыто социалистическая утопия появилась в романе Н.Г.Чернышевского «Что делать?». Это знаменитый «Четвертый сон Веры Павловны».

САМОЕ ФАНТАСТИЧЕСКОЕ В ТВОРЧЕСКОЙ ИСТОРИИ «Что делать?» — это, конечно, то, что роман был напечатан в подцензурном журнале, особенно если учесть, что автор находился в одиночке Алексеевского равелина.

Ведь на вопрос, поставленный в заголовке, роман отвечает недвусмысленно: революцию. Попутно книга отвечает и еще на целый ряд вопросов: как ее делать, кто ее будет делать — и может быть, самое главное — зачем ее делать, что получат люди в результате ее победы. Утопический элемент, переход от сущего к должному, есть тут вовсе не только в «Четвертом сне Веры Павловны», но и в общей архитектонике романа, особенно в изображении организованных героиней мастерских. Но, конечно, четвертый сон — это самое яркое, самое вдохновенное в досоветской литературе изображение коммунистического будущего.

В отличие от «урбаниста» Одоевского Чернышевский считает, что здоровая и счастливая жизнь возможна только на лоне природы, и поэтому, хотя он и не «решается» совсем ликвидировать города, он говорит, что число их сильно уменьшилось. Можно составить целый список блестяще оправдавшихся научно-технических гипотез Чернышевского. Стоит только выглянуть на улицу, чтобы увидеть предсказанные им дома из стекла и алюминия. Что еще интереснее — Чернышевский упоминает не столько отдельные технические открытия, сколько глобальные проекты, осуществление которых становится одной из главных задач человечества — например, наступление на пустыни.

Однако было бы преувеличением сказать, что в этом он сделал принципиальный шаг, вперед по сравнению хотя бы с тем же Одоевским, не говоря уже о Жюле Берне, который как раз одновременно со «Что делать?» опубликовал свой первый роман.

До «Четвертого сна Веры Павловны» коммунистических утопий в русской литературе не было, но в мировой литературе они уже были. Однако утопия Чернышевского обладает одной особенностью, которая делает ее уникальной, первой в мире.

Классические утопии Запада подробно излагали экономический и социальный строй идеальных обществ, их государственный механизм, нравственные устои, развитие культуры и цивилизации, даже быт, даже устройство семьи, но никто из них не ставил во главу угла расцвет личности, полное, раскрепощение всех человеческих чувств и в первую очередь самого человеческого и самого прекрасного — любви. А «Четвертый сон Веры Павловны» — это социалистическая «Песнь песней». Поэтому мы не можем быть в претензии к автору, что он далеко не всесторонне показал нам царство будущего. Смешно полагать, что такой выдающийся мыслитель, как Чернышевский, считал, что основной заботой людей будущего станет физическая работа на полях и танцульки по вечерам.

Писатель ставил себе другую задачу, и его «Сон» стал прообразом художественной фантастики, рассказом о людях и их чувствах, а не о машинах и их свойствах.

Чернышевский подводит свою героиню к картинам «золотого века» через цепь эпизодов из прошлого, чтобы резче, нагляднее обозначить контраст. Но ведь это можно было сделать по-разному.

Можно было, скажем, выстроить такой ряд: битвы и войны прошлого, дикие кочевые орды, железные римские легионы, горы трупов и дым пожарищ, которыми отмечена столбовая дорога человечества. И противопоставить этому мирное содружество всех людей, которое наступит только при коммунизме.

Или начать со сцен эксплуатации, нищеты, рабского труда углекопов, заваленных в шахтах, чтобы еще краше был тот мир, в котором творческий труд станет первой жизненной потребностью. Чернышевский не сделал ни того, ни другого. Он изобразил только положение женщины в различные эпохи. Вера Павловна летит по векам и странам. Она видит сладострастное Царство богини Астарты, в котором женщина была рабыней, призванной ублажать своего господина. Она видит царство богини красоты Афродиты. В женщине уже замечают человеческое существо, но ценят ее только за прекрасную внешность. Никакого разговора о подлинном равенстве не может быть и в средних веках с их извращенным культом «Непорочной Девы». И лишь в царстве будущего любовь займет подобающее ей место в жизни людей. Светлая Красавица, которая руководит Верой Павловной, называет мир будущего своим царством, А кто она такая? Царица Свобода, Царица Революция, Царица Любовь. Все связано неразрывно и не может существовать одно без другого.

Чернышевский описывает Царство Любви, и не какой-нибудь христианской, пуританской, абстрактной, а любви земной, горячей, брызжущей весельем, дающей людям радость жизни, возбуждающей в них желание горы своротить. «Я царствую здесь. ТРУД — заготовление свежести чувств и сил для меня, веселье — приготовлено ко мне, отдых после меня. Здесь я — цель жизни, здесь я — вся жизнь».

Чернышевский не указал срока осуществления своего идеала.

Он, правда, говорит о том, что человечество постепенно двигалось к построению нового мира, по километру отвоевывая землю у пустынь, что пройдет немало поколений, прежде чем картины сна Веры Павловны станут явью, сама Вера Павловна до них не доживет, но тем не менее точный срок не указан принципиально. Чернышевский хочет сказать, что срок этот зависит только от людей.

И чем больше они будут работать для осуществления своих мечтаний, тем скорее их мечты осуществятся.

ТЕПЕРЬ ПОЙДЕТ РЕЧЬ ЕЩЕ О ТРЕХ ВЕЛИКИХ ПИСАТЕЛЯХ земли русской. Надо, конечно, оговориться, что фантастические произведения не были, мягко говоря, определяющими в их литературной деятельности.

И.С.Тургенев решительно не принял романа Чернышевского: «Если это — не говорю уж художество или красота — но если это ум, дело — то нашему брату остается забиться куда-нибудь под лавку». И как бы желая и в творчестве закрепить свое отличие от Чернышевского, он в том же 1863 году пишет рассказ «Призраки», первое из нескольких произведений, которые дали повод упрекать его в склонности к мистицизму и даже объявить отцом русского декаданса. На самом деле Чернышевский и Тургенев, несмотря на все их разногласия, вовсе не были крайними полюсами в той идеологической борьбе, которая приобрела в шестидесятых годах XIX века особенно резкие формы, но все же кое в чем сопоставление этих написанных в один год произведений характерно.