Пол Андерсон - Нелимитированная орбита

— Продолжение полета — решение гораздо более ответственное, возразил Де Смет. Он наклонил вперед свою грузную фигуру, пока она не заполнила весь экран. Голос его был жестким и суровым. — Мы были людьми знающими, материально хорошо обеспеченными. Я даже могу взять на себя смелость заявить, что Земля нуждается в нас, особенно тех, кто имеет технические специальности. Согласно вашему же собственному утверждению, Растум — это мрачная и страшная планета. Многим из нас суждено там погибнуть. Почему же нам не вернуться домой, раз есть такая возможность?

— Домой, — прошептал кто-то.

Это слово ворвалось во внезапную тишину, как звук воды, наливаемой в чашку, и, наконец, оно заполнило ее до краев и выплеснулось наружу. Коффин сидел, прислушиваясь к голосу своего корабля, к шуму генераторов, вентиляторов, регуляторов, и даже в этом звуке ему скоро стала слышаться частая пульсация: «Домой, домой, домой…»

А у него дома не было. Отцовскую церквушку снесли и поставили на ее месте восточный храм; леса, где прежде пылал октябрь, вырубили, и вместо них туда протянулось еще одно щупальце города; гавань обнесли забором, чтобы строить там планктонную ферму. Ему остались только холодная надежда неба, да еще корабль.

Молодой мужчина сказал, словно обращаясь к самому себе:

— У меня там осталась девушка.

— А у меня была своя собственная подлодка, — отозвался другой. — Я, бывало, проводил исследования в окрестностях Большого Рифового Барьера, частенько принимая воздушные пузыри за жемчужины, и гонялся за ними, или же просто болтался на поверхности.

Вы не можете себе представить, какими голубыми могут быть волны. А на Растуме, говорят, спускаться вниз с горных плато нельзя.

— Но в нашем распоряжении была бы целая планета, — возразила Тереза Дилени.

Какой-то человек с благородной внешностью ученого ответил на это:

— Дорогая моя, может быть, как раз в этом-то вся и беда. Три тысячи человек, включая детей, в совершенной изоляции от всего остального человечества. Можем ли мы надеяться, что нам удастся создать цивилизацию?

Или хотя бы поддерживать ту, что есть?

— Вся беда, папаша, — сухо сказал офицер рядом с ним, — состоит для тебя в том, что на Растуме нет средневековых манускриптов.

— Я согласен признаться в этом, — заявил ученый. — Да, я всегда полагал, что важнее всего научить детей пользоваться своим разумом.

Однако, если оказывается возможным сделать это на Земле… В конце концов, много ли шансов на то, что первые поколения Растума будут иметь возможность и время на размышления?

— Будут ли вообще на Растуме следующие поколения?

— Сила тяжести, на 0,25% превышающая земную — боже! Я лишь теперь начинаю это понимать.

— Синтетика, год за годом одна синтетика и гидропоника, до тех пор, пока мы не создадим экологию. На Земле хоть иногда перепадали бифштексы.

— Моя мама не смогла лететь. Она слишком слаба. Но она заплатила за десятки лет своего сна, отдала все свои сбережения… в надежде, что я вернусь.

— Я проектировал небоскребы. А на Растуме, пока я буду жив, вряд ли построят нечто большее, чем бревенчатую избу.

— Вы помните, как светит Луна над Большим Каньоном?

— А помните Девятую Бетховена в Концертном зале Федерации?

— А эту маленькую смешную старую таверну на Среднем уровне, где мы пили пиво и пели немецкие песенки?

— А помните?

— А помните?

Тереза Дилени крикнула, заглушая все голоса:

— Именем Энкера! О чем вы думаете-то? Зачем тогда было добровольно лететь?

Шум стал умолкать, не сразу, но постепенно и, наконец, Коффин, стукнув кулаком по столу, призвал к порядку. Он посмотрел прямо в глаза Терезы, спрятанные под маской, и сказал:

— Благодарю вас, мисс Дилени. Я уже ожидал, что сейчас кто-нибудь даст волю слезам.

Одна из девушек действительно всхлипнула под маской.

Чарльз Локейбер, представитель колонистов «Курьера», кивнул:

— Да, это настоящий удар по нашей целеустремленности. Если б я чувствовал, что этому посланию можно доверять, я сам, возможно, проголосовал бы за возвращение.

— Что? — квадратная голова Де Смета вынырнула из плеч.

Локейбер печально улыбнулся:

— Правительство с каждым годом становилось все деспотичнее, — сказал он. — Оно было не против избавиться от нас навсегда. Но теперь, возможно, оно об этом пожалело, не потому что со временем мы могли превратиться в живую угрозу, а потому, что мы были бы губительным примером — там наверху, на звездном небе.

Или просто потому, что мы были бы — и все. Предупреждаю, я не могу ничего утверждать, но, вполне возможно, правительство решило, что мертвые мы безопаснее, и хочет заманить нас в ловушку этим посланием. Для диктаторского режима это вполне характерно.

— Из всех фантазий… — задыхаясь, произнес неизвестный женский голос.

— Не таких уж безосновательных, как ты, возможно, думаешь, дорогая, перебила ее Тереза. — Я читала кое-что по истории — я имею в виду не те насквозь процензурированные книжонки, которые сейчас называются учебниками по истории — я не исключаю возможности, что Чарльз прав. Но есть и другая возможность, не менее опасная. Возможно, послание вполне искреннее. Но будет ли оно все еще соответствовать действительности, когда мы вернемся назад? Вспомните, сколько времени это займет. И даже если бы мы могли вернуться к завтрашнему вечеру, где гарантия, что нашим детям или внукам не придется страдать от тех же самых бед, от которых страдали мы, и что у них будет шанс освободиться подобно нам, улетев на другую планету?

— Значит, вы голосуете за продолжение полета? — спросил Локейбер.

— Да.

— Умница, девочка. Я с тобой.

Киви поднял руку. Коффин дал ему слово.

— Мне кажется, команда тоже имеет право голоса, — сказал он.

— Что? — Де Смет побагровел.

Некоторое время он не в силах был вымолвить ни одного слова и только издавал какое-то индюшачье кудахтанье, затем, наконец, взял себя в руки и сказал:

— Неужели вы всерьез полагаете, что имеете право оставить нас в этом подобии ада, а сами затем вернетесь на Землю?

— Откровенно признаться, — улыбнулся Киви, — Я предполагаю, что команда предпочла бы вернуться сразу. Лично я — без всяких сомнений.

— Я уже объяснял вам, как недальновидно это было бы с вашей точки зрения, — вмешался Коффин. — Космические полеты всегда были невыгодны с финансовой стороны. Они всегда оставались лишь научными достижениями, открытиями, чем-то нематериальным, если хотите.

До тех пор, пока у людей не появится заинтересованность в их использовании, полеты не будут осуществляться. Успешное развитие колонии на Растуме станет стимулом для возрождения космического флота.

— Это ваше личное мнение, — сказал Киви.