Дэвид Файнток - Надежда Дерзкого

Наконец я добрался до конца коридора, вошел в комнату ожидания, где было полно народу, и робко спросил:

- Простите, есть здесь мистер... Отец поднялся мне навстречу. Как сильно он постарел с того момента, как мы последний раз виделись!

- Отец? - прошептал я.

- Николас. - Он медленно подошел ко мне, провел ладонью по моей обожженной щеке. - Сильно тебе досталось!

- Было дело.

- Мне рассказывали. Жаль, что погибла твоя семья. Жена была такая красавица! А ребенка я так и не видел. Может быть, Господь смилостивится над ними.

- Спасибо, отец.

- Я читал о тебе. - Он едва заметно улыбнулся, что было для него редкостью. - Не проходит и дня, чтобы о тебе не писали. Многое, конечно, выдумывают.

- Еще бы. Воображаю, что они насочиняли. Мы не могли насмотреться друг на друга - ведь почти не встречались в последние годы.

- Ты возмужал,- произнес отец с уважением, смешанным с восхищением.

- Очень может быть.

- Мне скоро улетать. - Он посмотрел на часы. - Вечером.

- Можно сдать билет, отложить полет...

- Не стоит. Мы повидались, а сейчас я скажу тебе то, ради чего сюда прилетел. Ты выполнил свой долг, Николас. Фантазии журналистов не могли мне помешать понять это. Ты с честью выдержал выпавшие на твою долю испытания.

-- Ты прилетел на Луну только для того, чтобы мне это сказать?

- Возможно, меня не будет в живых, когда ты вернешься из полета. Пути Господни неисповедимы. Я не мог откладывать. И решил сказать тебе об этом сейчас.

- Спасибо, сэр,- вымолвил я под шквалом нахлынувших на меня чувств.

- Теперь я могу спокойно возвратиться домой. Это место,- он махнул рукой,- не для меня.

- Отец, я нарушил клятву! - выпалил я.

- Николас! - Отец опустил голову, на лице его отразилась боль. - Ты погубил свою душу.

- Знаю.

Наступила гнетущая тишина. В голове вихрем пронеслись мучительные воспоминания: вот я, совсем еще юный, в кабинете командира Форби на планете Надежда роняю слезы из-за того, что моя клятва не позволяет мне стать командиром. Потом нарушаю приказ Тремэна выпороть Филипа. Шаг за шагом приближаюсь к пропасти, и нет мне спасения. Теперь душа будет вечно гореть ваду.

- Расскажи, как это произошло,- попросил отец.

И я поведал ему все без утайки. И о "Порции", и о "Дерзком". Ничего не приукрашивая, не оправдываясь, но и не беря на себя лишний груз вины, в чем не раз меня справедливо упрекала Аманда.

Я умолк, и снова наступила тягостная тишина. Теперь отец знал обо мне все.

- Клятва - это договор с Богом,- строго сказал он. - И если хоть однажды его нарушить, ничего исправить уже невозможно. Так я учил тебя. Ты проклят Богом и будешь навечно низвергнут в ад.

- Я знал это, отец, когда нарушал клятвы.

- Конечно, ведь я учил тебя только доброму. - Он горестно покачал головой. - Теперь я тоже должен проклясть тебя, так нас учили. Но знаешь, сын, мудрость Господа неисповедима и недоступна нашему разумению, милость его беспредельна Возможно, когда-нибудь он простит тебя. Я очень надеюсь на это. - Он обнял меня. - До свидания, Николас.

Я в отчаянии смотрел ему вслед. Как тогда, давно, когда он оставил меня за воротами Академии с тяжелой сумкой на плече и страхом в душе оттого, что я был вырван из-под отцовской опеки. Отец ни разу не оглянулся.

- Отец! - Может быть, сейчас он все-таки оглянется? И он обернулся, остановившись у двери.

- Что?

- Отец, ты любишь меня?

Он долго молчал, как бы переваривая непривычные для него слова.

- Любовь человеческая преходяща, ты же знаешь, Николас. Только любовь Господа вечна. И она для нас важнее всего. Если я скажу, что люблю, тем самым направлю тебя по ложной стезе. Ты навлек на себя проклятие, но выполнил свой долг в меру своего разумения. И я уважаю тебя за это, Николас. Знай! Уважаю! - Он повернулся и исчез за дверью.

Таких слов я никогда не слышал от отца и все-таки испытал горькое разочарование, хотя понимал, что не вправе рассчитывать на большее.

Эпилог

Огромный корабль со множеством людей на борту и страждущим командиром у руля погрузился в глубокую ночь сверхсветового полета сквозь космическую бездну.

Два предшествующих дня были наполнены совещаниями, новыми знакомствами и встречами старых друзей. Экипаж на "Гибернии" остался почти тот же. Главный инженер Макэндрюс, по-прежнему поддерживавший в машинном отделении идеальный порядок, помощник механика Герни, неизменно любезный мистер Шантир, теперь уже старший лейтенант, и еще несколько матросов.

Прежних друзей мое изуродованное лицо сильно огорчило. И только Макэндрюс сделал вид, что ничего не заметил. Оставалось еще достаточно времени, и я решил облазить магазины старого Лунаполиса. Здесь можно было приобрести буквально все, чтобы порадовать инженера несколькими пачками его любимого табака, которые я до поры спрятал в своей каюте. В один прекрасный день я смогу вручить подарок адресату.

На корабле оказалось множество незнакомых мне лиц: совсем юные гардемарины, натянуто-официальные лейтенанты и юнга, который из кожи вон лез, чтобы угодить командиру.

Ну и, конечно же, беспризорники. Эдди Босс оставался членом экипажа. И вполне сносно справлялся со своими обязанностями - приобретенный на "Дерзком" опыт не прошел даром. Вот только улыбался он мне чересчур часто, что по уставу не положено. Как я ни хмурился, это не помогало.

Итак, мы покинули станцию Лунаполиса, на безопасном расстоянии от нее - тысячи километров - рассчитали курс и нырнули в гиперпространство. Начался долгий прыжок к планете Надежда.

Даже в Военно-Космических Силах с их железной дисциплиной командиры имеют право позволять себе небольшие вольности. Воспользовавшись этим, я распорядился поменять в командирской каюте всю мебель, чтобы ничто не напоминало мне об Аманде. Зачем бередить старые раны?

Устроившись в своей знакомой, но выглядевшей совсем по-новому каюте, я стал привыкать к большому, хорошо вышколенному экипажу. Я столько времени проводил на командирском мостике, что Дарла, бортовой компьютер, поинтересовалась, когда же я сплю. После этого мне пришлось умерить свое рвение и не докучать офицерам бесконечными проверками.

В каюте я то читал, то мысленно вел беседы с Амандой и Нэйтом, не в силах их забыть. Вскоре я обнаружил незаметно подложенный мне адмиралом Брентли подарок. Это была большая шкатулка из красного дерева с красивым резным узором. В ней оказались два старинных пистолета с пороховыми патронами. Время от времени в шлюпочном отделении я упражнялся в стрельбе из них.

За ужином в пассажирской столовой я вел беседы с пассажирами, сидевшими за командирским столом, а потом сразу удалялся к себе в каюту наслаждаться уединением. Иногда без всякого интереса наблюдал за боевой учебой гардемаринов.