Владимир Покровский - Повести и Рассказы (сборник)

Я ошибся. Не скучным было ее лицо — застывшим. Я особо не вслушивался в ее скупые ответы, меня поразил голос — бесцветный, мертвый, монотонный голос робота из дешевого фантастического фильма.

— Не волнуйтесь, мама. Я скоро приду.

Вера осторожно положила трубку и посмотрела на меня, чуть улыбаясь. Она словно хотела передать мне что-то важное, но так ничего и не сказав, встала с постели и мягко, летаргически прошла в ванную.

Тут позвонила Тамарочка. Она что-то защебетала о крутой вечеринке, о своих благодарностях, о благодарностях Манолиса и тому подобную чушь. Она щебетала бы так без передышки до самого вечера, но я умудрился вклиниться.

— Твой-то, Манолис, уже звонил сюда, между прочим.

Тамарочка изобразила ангельское смущение. Он такой чистый-наивный, сказала он, он прям в каком-то девятнадцатом веке живет, в том смысле, что у него очень высокая нравственность. За это, пропела она нежно, и люблю его (Ой!)

— Публико морале, — понимающе сказал я. — Моральный кодекс строителя коммунизма.

Трубка рыкнула и в разговор встрял Манолис.

— Коммунистов ненавижу зоологически! — прозлобствовал он, а потом, уже вполне человеческим тоном, продолжал. — Это я, по параллельному. Ну, как там?

Что меня раздражает в малолетних, так это ненатуральность непринужденности. Злоба у них получается куда чище.

— Там всегда хорошо, — непринужденно ответил я. — Не то что не там.

Тамарочка хихикнула. Потом ойкнула. Потом уронила телефон. Потом быстро затараторила:

— Ну ладно, Володечка. До скорого. Ждите… (завязалась борьба) Ждите в гости!

Ту-ту-ту-ту-ту…

Сзади, на выходе из ванной, стояла мокрая Вера.

Мама права, — сказала она. — Ты меня не любишь. У тебя на лице похоть. У тебя на уме группешник. Это для тебя высшая радость, низкий ты человек.

Надо было показать, что я с нее смеюсь, и я рассмеялся. Она тоже. Немножко принужденный смех у нее получился, но так вообще ничего.

И мне стало грустно оттого, что мы смеемся, синхронно пытаясь скрыть друг от друга свои чувства, в общем, довольно склочные. И послышалось отдаленное эхо ночной тревоги, потому что мне ну совершенно не хотелось терять Верочку — уж очень сильно она меня зацепила. Да тут еще этот труп.

Она ушла к своему Валентину продавать очередную несусветную байку о старой подруге или, там, о милиции — я не знаю. Он все скушает, деваться некуда, кроме как жрать что дают. Боже.

Если б я только мог соврать ей, что все это мне надоело. Если б только всерьез дошли до меня абсурд наших отношений, унизительность и жутчайшая глупость моих собственных действий — то, что я себе постоянно растолковывал, но врубиться никак не мог и лишь успокаивал себя благоглупостями того типа, что все в порядке, ребята, на самом деле я не такой, я отлично понимаю, что делаю, и как бы там ни было, это не больше, чем роль. Ну, роль, ну обыкновенная роль!

У меня полно было дел — во-первых, чинить систему одному клиенту, во-вторых, наведаться к матери, меня бесплодно ждали сразу в тысяче мест. Но на дворе стояла суббота и по этому случаю я решил выпить много вино* (сноска: автор является членом и соучредителем клуба «Вино». По уставу клуба, его члены могут не пить вина вообще, но обязаны его уважать и не склонять это святое слово по каким-то там падежам) — с тайной мыслью подкатиться к Тамарочке до группешника, — так сказать, провести предварительную разведку территории.

Но у подъезда, в идиотской предельно шляпе, из-за которой благородные седины казались подлыми, пегими и липкими космами, встрепанными притом (был холодный ветер вокруг), ждал меня букинист Влад Яныч.

Я-то сначала Влад Яныча не узнал и на его нетерпеливый вопрос «Ну?» ответил стандартной грубостью:

— Антилопа-гну. Ой, Влад Яныч, извините, не признал сразу. Здравствуйте.

— Как вы? — обеспокоено спросил он.

Я немножко удивился. Не так чтобы очень.

— Спасибо, хорошо. А вы?

— Я имею в виду… у вас все в порядке?

Колокола загудели настырнее.

— Я именно это и… Влад Яныч, дорогой! Что-нибудь не так?

Он воровато огляделся. Я чуть не всплакнул от этого зрелища. Что с народом делают проклятые коммунисты! Королям не стоит воровато оглядываться. Это им не к лицу.

— Я только хотел убедиться, что вы живы и что с вами все в порядке, — конфиденциально сообщил Влад Яныч, испытующе на меня глядя.

Колокола истерически взвыли. Я изобразил телом вопрос.

Влад Яныч поглядел вниз и мгновенно перекосился от ужаса.

— Что это у вас на ногах?!

Я чуть не подпрыгнул. Мне показалось, что внизу — змея. Хотя откуда змее быть в городе? Ее не было. Само собой разумеется.

— Ничего, Влад Яныч. А, собственно…

— Ботинки! Ботинки откуда — вскрикнул он.

— Ботинки-по-случаю-новая-модель-фабрика-саламандра, — отрапортовал я, тоже испугавшись изрядно. — А что?

— Точно ваши? Давно носите?

— Да-к… с месяц.

Я опасливо вгляделся в саламандры. Они были точно мои, но какие-то… чищенные. И носок, вроде, не совсем такой… Да что я, в самом деле?! Мои, точно мои!

— Мои ботинки. Чего это вы?

— Гм! — подозрительно сказал Влад Яныч. — Надо же.

— А почему это со мной должно что-то случиться. А, Влад Яныч?

Влад Яныч виновато посмотрел вбок.

— Потому что я отдал вам эту книгу.

— Георгеса?

Он кивнул.

Мне стало немного страшно, хотя колокола чуть-чуть успокоились. Я сделал лицо здравомыслящего человека.

— Влад Яныч. Ну вы сами подумайте. Как может какая угодно книжка, пусть даже такая странная, причем заметьте, не ее содержание, а именно сама книжка, ведь вы мне про это толкуете, так я говорю — как он может на судьбу, а заодно и на мои собственные саламандры, которые я достал с огромным трудом, потому что с деньгами у меня финансовый кризис? Почему у вас такие странные мысли?

— Пойдемте, — ответил Влад Яныч, опять выдержав предварительную паузу с испытующим взглядом. — Пойдемте и вы сами все поймете. Мне кажется, я совершил ужасную подлость по отношению к вам. Когда продал вам эту книгу. Я испугался. Пойдемте, вот я вам сейчас покажу.

Мы ехали на метро, потом на автобусе, потом долго петляли по каким-то черемушкам, пока Влад Яныч не заявил:

— Это здесь!

— Что?

— Здесь живет человек, который продал мне эту книгу.

— Георгеса?

— Его.

Перед нами была хрущевка, хорошо запоминающаяся из-за магазинчика с вывеской «Колтовары Виктора Семеновича». Подозреваю, что имелись в виду «колониальные товары», но я не уверен. Сейчас так много развелось юмористических вывесок, что иногда не поймешь. В переулке, где моя фирма, тоже в этом духе имеется — «Продукты N52, Храмов и сын» . Видел я еще рекламное агентство «Омерта», а также оптовую консервную фирму «Австралопитэкс». Обхохочешься.