Роберт Силверберг - Маски времени

Это даже влияло на мое мнение о нем. Сначала я относился к пришельцу скептически и враждебно, но постепенно я смягчился и добавлял ко всему, относящемуся к нему, дополнительный оборот «если он настоящий». На мое мнение повлиял не столько результат анализа крови, сколько поведение самого Вонана. Я мог без труда начать верить, что он не мошенник, а действительно посланник из другого времени, но этому мешала моя специальность. Я все еще считал это физически невозможным, хотя где-то в глубине души сомневался. Хотя меня было нетрудно поймать на крючок внутренней силы Вонана, и я понимал, что чувствовали люди, толпившиеся вокруг и протягивавшие к нему руки.

Каким-то образом нам удалось выбраться из ресторана без неприятных инцидентов. На улице была такая отвратительная погода, что прохожих почти не было видно. Шоферы с непроницаемыми лицами доставили нас в отель. Как и в Нью-Йорке, для нас были заказаны соединявшиеся между собой номера в самой изолированной части здания. Когда мы поднялись на свой этаж, Вонан сразу же откланялся. Несколько предыдущих ночей он провел с Элен Эмсилвейн, но после посещения публичного дома, он временно потерял интерес к женщинам, и это было неудивительно. Он исчез в своей комнате. Охранники тут же закрыли ее. Бледный и вымотанный Кларик ушел, чтобы послать сообщение в Вашингтон. Остальные собрались в одном из номеров, чтобы немного расслабиться перед сном.

Комиссия из шести человек находилась вместе уже достаточно долго, чтобы понять, кто какой позиции придерживался. Наши мнения до сих пор разделялись по вопросу подлинности Вонана, но уже не так резко, как прежде. Колф по-прежнему считал его мошенником, хотя преклонялся перед его уверенностью. Хей-ман, который сначала тоже выступал против Вонана, теперь сомневался. Это противоречило его натуре, но он все больше склонялся в сторону пришельца, в основном базируясь на некоторых рассказах Вонана о будущем. Элен Эмсилвейн, как и раньше, принимала Вонана за настоящего. Мортон Филдс, наоборот, отрекся от своей первоначальной точки зрения. Думаю, что он просто завидовал сексуальным способностям Вонана и пытался отомстить ему, отказывая в законности.

Астер сначала придерживалась нейтральной позиции, решив подождать, пока появятся еще какие-нибудь подтверждения, и она их получила. Теперь она полностью уверена, что Вонан действительно проделал путешествие в прошлое, и у нее были на то биохимические доказательства. Как я уже говорил, я тоже стал склоняться в сторону Вонана, но больше благодаря эмоциональному восприятию, потому что с научной точки зрения подобное было невозможно. Таким образом, двое из нас искренне верили, двое сомневавшихся скептика готовы были принять историю Вонана за чистую монету, один человек все отрицал, и один стал отступником. Вне всяких сомнений, голоса разделились в пользу Вонана. Он начинал нас покорять.

Имевшиеся в нашей группе эмоциональные столкновения происходили весьма бурно. Но в одном мы были едины: мы от всего сердца устали от Ф. Ричарда Хеймана. Мне становилось плохо при одном только виде его рыжей бороды. Нас утомил его понтификат, его догматизм и привычка во всем видеть только дурное. Мортон Филдс тоже не пользовался особой популярностью. За аскетической внешностью скрывался самый настоящий развратник. Меня бы это мало волновало, если бы он не был неудачником. Сначала он добивался Элен, но был отвергнут. Потом — Астер, но тоже потерпел неудачу. А поскольку на практике Элен придерживалась профессиональной нимфомании, действуя по принципу, что, как леди-антрополог, должна изучить все человечество как можно ближе, то в отношении Филдса она повела себя слишком резко. В течение первой недели нашего совместного пребывания, Элен в конце концов переспала со всеми мужчинами группы, за исключением Санди Кларика, который был не в состоянии воспринимать ее с сексуальной точки зрения, потому что испытывал перед Элен благоговейный страх. И несчастного Филдса. Можно предположить, что он переживал. Предполагаю, что у них с Элен еще до появления Вонана были какие-то несогласия, поэтому психологически она произвела его кастрацию. Следующей Филдс атаковал Астер. Но немногословная, подобная ангелу, Астер просто отвергла его, сделав вид, что не понимает, чего он от нее хочет. (Даже несмотря на то, что Астер мылась вместе с Апокалипсистом под душем, никто из нас не мог поверить, что между ними произошел какой-то телесный контакт. Мы чувствовали, что кристальная невинность Астер могла устоять даже перед чарами Вонана).

Так что у Филдса были определенные сексуальные проблемы, и, можно представить, что это проявлялось самым неожиданным образом. Его крушение надежд выражалось в мрачных фразах, за которыми скрывалась ярость и желание поссориться. Филдс вызывал неодобрение даже у Ллойда Колфа, который, по своей сердечности, считал, что Филдса остается только пожалеть. Но, когда Филдс особо надоедал, Колф осаждал его раскатами грома своего голоса, что только ухудшало обстановку. С Колфом я не ссорился. У нас сложились гораздо более приятные отношения, чем просто сотрудничество. Элен Эмсилвейн я тоже был благодарен за компанию, и не только в постели. Несмотря на маниакальное поведение в области культурного релятивизма, это была живая женщина, с широким кругозором, поэтому могла отлично поразвлечь. Она все время бросала пару слов о чем-нибудь вроде ампутации клитора в племенах Северной Африки или о церемонии нанесения насечек в период полового созревания в Новой Гвинеи. Что касалось Астер, она оставалась непостижимой и непроницаемой. Положа руку на сердце, я могу сказать, что не очень-то любил ее, однако считал ее любопытной загадкой женского рода. Это волновало меня, однако тот факт, что я подсмотрел за ней в душе с помощью монитора, немного приоткрывал покров таинственности. Загадка должна всегда оставаться загадкой полностью. Она казалась необыкновенно целомудренной — своего рода Диана биохимии, которая каким-то таинственным образом навечно оставалась шестнадцатилетней. Во время наших частных бесед о Вонане, Астер говорила мало, но всегда по существу.

В середине января наши маршруты сместились к западу от Чикаго. Вонан был таким же неутомимым путешественником, как и любовником. Мы водили его по заводам, на энергетические станции, в музеи, на различные торжественные приемы, на метеорологические станции, на точки транспортных линий, в причудливые рестораны и во многие другие места и часто по его инициативе. Он умудрялся повсюду доставлять нам немало хлопот. Скорее всего, устраивая все это, он проникался «средневековыми» моральными принципами. Он реагировал на гостеприимство хозяев самым ужасным способом: совращая жертву для сексуальных потребностей, вопиющим образом оскверняя священных быков, и ясно давал понять, что наш научный мир считает примитивным. Меня забавляла его дерзость — он одновременно и очаровывал, и отталкивал. Однако, остальные — и члены нашей комиссии, и другие — придерживались иного мнения. Как бы то ни было, его возмутительное поведение подтверждало подлинность его заявления, поэтому особо против них не восставали. Он считался неприкосновенным. Гостем нашего столетия. И мир, терзаемый сомнениями и подозрениями, принимал его.