Семен Слепынин - Паломники Бесконечности

Но Анютка, хихикнув, поскакала в село — новостей у нее теперь на целый день.

Я вцепился зубами в сало, потом набросился на огурцы, и ароматы их пьянили, кружили голову. Наконец-то дорвался я до радостей буйного вещественного бытия — и слушал капитана вполуха, изредка перебивая его короткими репликами и вопросами.

— Сбит с толку, говоришь? — посмеивался капитан. — Наши университетские космологи и физики не в лучшем положении. До хрипоты спорят: облако или планета? И то и другое — так я считаю. Извне — громадное космическое облако. Влетаешь — и кто-то, или что-то, предлагает райскую планету.

— Живое и мыслящее облако? Космическая душа?

— Не ехидничай. — Капитан погрозил пальцем. — Повторяю: я не идеалист. Однако и не вульгарный материалист. А что, если облако — это нечто высокоорганизованное и по-своему даже бессознательно — не смейся! — именно бессознательно мыслящее. Что это? Материя или?.. — Капитан наморщил лоб, пытаясь что-то вспомнить, и махнул рукой. — Нет, забыл. Но знаю, что это не обычная материя, а нечто более фундаментальное и первичное. Ведь наверняка эта реликтовая галактика родилась намного раньше обычных.

— Раньше! Сам видел! — подхватил я и, поперхнувшись недожеванным яйцом, замолк.

— Милый мой, вспомни, — умоляюще глядя на меня, просил капитан. — Мне самому кажется, что видел нечто грандиозное, изначальное. А вот забыл. Временами мерещится, что я возник из пустоты вместе с Большим Взрывом. Чушь, конечно.

— Не чушь, а… — И опять я замолк. В сознании моем образовался глубокий провал, и там, на дне, шевельнулось что-то, скакнули на миг какие-то далекие видения и неслыханные озарения. — Нет, капитан, хоть убей, не помню.

— Вот так и со всеми нами, — вздохнул капитан. — Бессмертный дух, родившись земным, вещественным младенцем, не помнит ничего. Он как бы в полной тьме и заново открывает мир. А мы здесь получили вещественное тело уже взрослыми и находимся в полутьме и кое-что помним. Кое-что… Нам, видимо, не положено знать главное, сокровенное. Единственное, что знаем на этой волшебной планете, — это то, что мы небожители, как выражаются крестьяне, и что мы бессмертны. — Подумав, капитан продолжал высказывать уже что-то свое, пришедшее на ум только здесь: — Более того, не только мы, но и наши мечты, творческие фантазии миллиарды веков незримо носятся в пространстве. А здесь, в реликтовой галактике, они находят свое пристанище и получают вещественное наполнение. Скажи, может быть такое?

— У этого дьявола все может быть! — взревел я, подражая старпому-тиранозавру.

Капитан и юнга с удивлением уставились на меня. Пришлось рассказать им о жутких мезозойских злоключениях старпома. Сначала меня слушали с изумлением и страхом, потом хохотали до слез, а кончили сочувствием.

— Зверюга он, каких нет нигде во Вселенной. А все же жаль его, — сказал юнга.

— А зверюга ли? — задумчиво возразил капитан и вдруг, вспомнив что-то, рассмеялся. — Теперь понятно, почему Великий Вычислитель прячется в болоте. Старпома боится.

— Вычислитель? Он здесь?

— Здесь. Построил хижину на кочках и живет в непроходимых топях. Завтра навестим его.

Заболтались мы до заката. Умолкли жаворонки, застучали в травах перепела. До чего хорошо! Опьянев от сытости и земного счастья, я плохо помню, как в сумерках добрались до университетского городка. Кажется, подвез нас крестьянин на своей телеге.

Университетский городок встретил нас шумными, подсвеченными снизу фонтанами, липовыми аллеями, новыми учебными корпусами. В отеле, куда мы зашли, на нищих посматривали с подозрением. Но когда капитан высыпал на стол горсть золотых монет, заулыбались.

— Деньги? — удивился я.

— А ты ожидал здесь райскую утопию? — улыбнулся капитан. — Нет, у нас счастливое средневековье. Крестьяне, ремесленники, ученые, художники работают немного и от души, но получают вполне достаточно. Космическое облако, — капитан ткнул пальцем вверх, — мудро рассудило, что технический век с его машинной сутолокой, дымным воздухом и оружием массового истребления вреден для счастья. Потом сам поймешь.

Нам предоставили трехкомнатный номер на третьем этаже. Мы приняли ванну и завалились спать.

Проснулся я от птичьих голосов и свежего ветерка, врывавшегося в раскрытое окно. На ветке дерева вертелась белка и с любопытством заглядывала в комнату. «Экологический рай», — усмехнулся я. После сладкого сна я еще минут десять нежился в постели. Вчерашний хмель сытости и упоения рассеялся, но сохранилось прекрасное настроение и ожидание чудес.

Капитан уже оделся. Без бороды и гладко выбритый, теперь это не нищий, а щеголеватый профессор в светло-коричневом костюме и с черным галстуком-бабочкой. Умывшись, я оделся в привычную штурманскую форму, ночью кем-то вычищенную и выглаженную. Мы с капитаном решили навестить Великого Вычислителя, который прятался здесь в болоте, опасаясь мести старпома: он вычислил старпому целую эру жизни в мезозое в виде ужасного тиранозавра, все время сражающегося с таким же чудовищем — бывшим Крысоедом.

Позавтракали в ресторане отеля. Юнга Великого Вычислителя не знал и знакомиться с этой жабой не пожелал.

— Жду вас к обеду, — сказал он.

Мы с капитаном вышли из отеля, толком не зная, каким транспортом добираться до болота. А как быть в болоте? Любая телега завязнет. Выручили большие сиреневые птицы, плавающие в университетском пруду.

— Такси свободно! — смеялись говорящие птицы.

Стараясь ничему не удивляться, я последовал примеру капитана и уселся на мягкую спину одной из птиц.

Летели мы на большой высоте навстречу встающему солнцу. Птицы изредка переговаривались с нами и между собой, смеялись удивительным серебристым смехом. Рядом такими же серебряными колокольчиками звенели жаворонки. А я пытался разгадать, кто эти пернатые дивы с приятными девичьими голосами. Представители какой-то птичьей цивилизации? Судя по тому, с какой невиданной скоростью они доставили нас к болоту, это были сказочные птицы.

Они снизились и кружили над озерками с ряской и кувшинками, над камышовыми топями и болотными кустарниками, где гнездилась шумная пернатая мелочь. Изредка попадались камышовые хижины. Их обитателей, видимо, встревожил серебристый смех и журавлиные крики наших птиц. Из жижи выпрыгивали громадные жабы, вглядывались в небо, и на их широких лбах, как у Вычислителя, светились меняющиеся знаки — то ли приветствия, то ли ругательства. Но дальше потянулись пустынные, непроходимые даже для жаб топи с редкими кочковатыми островками.

— Да вы хоть знаете, где живет Великий Вычислитель? — забеспокоился капитан.

— Знаем! Знаем! Знаменитость! — смеялись птицы.