Семен Слепынин - Паломники Бесконечности

Сели они на сравнительно сухом островке с кустарником и хилым березняком. Рядом стояла хижина из ивовых прутьев и камыша. Оттуда испуганно выглянул Великий Вычислитель.

— Не бойся. Это не старпом, — усмехнулся капитан.

— А чего мне его бояться, — пробубнила жаба. — Он выполняет предначертанную мной великую миссию.

— Однако ты предначертал ему великую пакость, — сказал я. — О, с какой яростью рычал тиранозавр! «Расквитаюсь!» — кричал он.

Вычислитель вздрогнул, на лбу его панически засуетились, заскакали цифры.

— Да не трясись, — успокаивал капитан. — Ты его не знаешь. Не поддается он твоим вычислениям. Не будет он мстить. Мне он и самому не совсем понятен. Но это человек…

— Благородный, хочешь сказать? — Жабьи губы искривились в презрительной усмешке. — Какие дикие предрассудки! Честь, благородство, нравственность… Тьфу!

— Помню! Помню! — с улыбкой воскликнул капитан. — Ничего, дескать, этого нет, а есть только материал для увлекательных вычислений.

— Этим сейчас не занимаюсь. Я отошел от дел. — Вычислитель явно увиливал от диспута, принявшего здесь непонятный и неприятный для него оборот. — Видите? Ровные ряды кочек, на них кустарники и растения. Это моя плантация, занимаюсь сельским хозяйством.

Жаба длинным извивающимся языком с невероятной ловкостью срывала с кустов и растений ягоды, слизывала насекомых и отправляла в свою емкую пасть.

— Вкусно! — жмурилась жаба. На ее широком лбу-экране тихо вальсировали голубые и розовые круги, выражавшие, видимо, высшую степень наслаждения.

— Ну а на досуге все же пробовал понять галактику с ее волшебными облаками и планетами? А наше неожиданное вещественное возрождение? Ведь вычислял?

— Ну вычислял, — буркнула жаба.

— И как? — допытывался капитан.

— Этого не может быть!

— Как — не может быть? — рассмеялся капитан. — Все это существует реально. Ущипни себя — и почувствуешь боль.

— Ничего этого нет. Мы спим и видим сон. — Слизнув насекомых, жаба сладко зажмурилась. — Какой чудный сон!

— Боже мой! До каких банальностей ты докатился.

Мне уже изрядно надоели споры старых оппонентов. Наслушался я их еще в темнице средневекового замка. Продравшись сквозь кустарник, я ушел подальше и на другом берегу островка обнаружил наших птиц. Они плавали в воде, выхватывали мелкую рыбешку и тут же сплевывали.

— Гадость какая! У нас и рыба чище, и вода.

— Откуда вы, милые красавицы? Кто вы?

— Мы из царства сиреневых птиц. На обратном пути покажем. Это почти рядом.

Появился капитан, хмурый и недовольный. Увлекательной дискуссии с Вычислителем, по всему видать, не получилось.

— Хитрит и виляет, жабий материалист, — ворчал он. — Вот кто по-настоящему сбит с толку. Все твердит: этого не может быть, не поддается вычислению, стало быть, не существует…

Птицы подхватили нас и полетели не обратно, как ожидал капитан, а еще дальше на юг.

— Хотят показать свое царство, — объяснил я.

— Ладно, до обеда времени еще много, — неохотно согласился капитан. — Но недолго. А то, чего доброго, юнга, не дождавшись нас, сбежит обратно к боцману.

— И наш боцман здесь?

— Уже давно. Блаженствует на море, — усмехнулся капитан. — Жизни не представляет без штормов. Сейчас он владелец трехмачтового парусника. Юнгу я с трудом сманил оттуда к себе в университет.

Кочки, камышовые топи под нами редели, и болото незаметно перешло в обширное чистое озеро. Птицы снизились и воркующими голосами приветствовали своих плавающих подруг. На бреющем полете они поднесли нас к большому лесистому острову и опустили на берег.

Отряхиваясь и охорашиваясь, птицы шумно захлопали крыльями и окутались облаками брызг и мелкой водяной пыли, пронизанных лучами солнца. И там, внутри сияющих облаков, свершилось чудо. Крылья превратились в белоснежные девичьи руки, сиреневое оперение — в нарядные платья такого же сиреневого цвета, и… прекрасные озерные девы улыбались нам, довольные произведенным эффектом.

— Мы фрейлины царицы, — защебетали они. — Идите за нами.

Мы поднялись по мраморным ступеням и очутились в прохладной аллее с мягко шумящими фонтанами, беседками и статуями. Чуть дальше из зарослей цветущих магнолий выступил дивный дворец — не то облако, не то застывшая пена морская — с круглыми башенками и хрустально сверкающими шпилями. В одной из башенок кто-то играл на рояле.

— Это царица, — пояснила одна из фрейлин. — Пойду доложу.

Вышла царица… И дрогнуло у меня сердце: она! Пролетели миллионы веков — и вот мы встретились, нашли друг друга.

— У тебя такой ошалелый вид, будто узрел привидение, — пошутил капитан. — Знакомая?

— Нет, просто почудилось, — смешался я. — На волшебной планете и с памятью нашей что-то случается.

Царица подошла к нам, и я понял, что ошибся. В памяти моей что-то шевельнулось, смутно, словно сквозь запыленное окно, показался на миг далекий и прекрасный образ. Но образ земной. А царица? Это же сама Вселённая, ее задумчивая и таинственная красота.

Фиолетовые глаза — звездные дали, черные волосы — пряди космической тьмы. Вот эта таинственность и космичность (опять же наша врожденная космичность!) и волновала меня. В груди щемило, в голове кружился сладкий туман. «Уж не влюбился ли?» — усмехнулся я.

— Извините за беспокойство. — На красивых губах царицы дрогнула виноватая улыбка. — Уж очень хотелось побеседовать с профессором Румом. Заманила я вас.

— Не вы заманили, а мы сами пожелали познакомиться с прекрасной царицей, — галантно соврал капитан. Красота царицы, видимо, и на него произвела впечатление.

— Нет, нет! Мои птицы-фрейлины прилетели на университетский пруд не случайно, в то время, когда у вас появилось желание повидать на болоте старого знакомого. Уж он-то знал это. Он все знает. Это он по моей просьбе все подсчитал. И все точно совпало.

— Так это все жабьи проделки! — воскликнул капитан. — А меня он уверял, что вычислениями больше не занимается.

— Мелкие вычисления у него пока получаются, — улыбнулась царица. — А что касается космических, то в его вычислительной машине что-то разладилось. Сколько раз просила его объяснить, что за странная галактика нам попалась, откуда сказочные облака? А он все твердит, что этого…

— Что этого не может быть! — подхватил капитан. Мы рассмеялись.

— Впрочем, что мы стоим? Идемте в мой кабинет. Кабинет царицы выглядел скромно и старомодно.

Рояль, круглый стол на массивных витых ножках, мягкие стулья с высокими спинками. На столе старинный письменный прибор. И даже свои нотные записи царица делала гусиным пером. «Причуды как у капитана, — подумал я и тут же вспомнил: — Ах да! Здесь средневековье».

— Присаживайтесь и давайте знакомиться. О вас я уже слышала, профессор Рум.