Сергей Синякин - Трансгалай (сборник)

— Клятву возьми, — снова влезла Яга.

— Стану я калик неверием обижать! — насупился богатырь.

Яга покачала головой.

— А если я зрение каждому возвращу? Что скажешь, Никодим?

Великан пообещал: — В жены возьму! Лелеять тебя буду, как око единственное лелеял!

— Поздно мне замуж, — резонно сказала Яга. — Да и ростом я для тебя не вышла. А поклянись, Никодим, что слушать меня во всем будешь, коли зрение тебе возвращу!

— Скалами северными и фиордами морскими клянусь, заревел великан. — Кантеллой Вейнемейнена клянусь, одноглазым Одином и великаном Измиром, клянусь, что слушаться буду тебя всегда и во всем, как мать родную, как советника верного, коли зрение мне возвратишь! — товарищи нестройно вторили ему.

От мертвой воды народились глаза великаньи, от живой воды прозрели они, а Яга заботливо кувшинчики позатыкала: пригодится ей еще вода живая, а мертвая тем более в дело пойдет.

А великаны радовались обретенному зрению, как дети малые.

Разглядывали мир и друг друга, как это может сделать лишь слепой, еще не забывший радостей света.

Муромец раскинул скатерть-самобранку, заказав блюда под великанов-побратимов. Великаны деликатно пили из бочек, закусывая бараньими тушками. Пытали они богатыря, что он в их краях делает. Узнав, что Илья меч-кладенец ищет, великаны значительно переглянулись.

— А ты, Илья, и в самом деле нам тайно очей не колол? — усомнился младший из великанов.

Как все сильные люди был он простодушным и мыслей своих не скрывал.

— Честью богатырской клянусь! — вспыхнул Илья.

Великаны снова переглянулись.

— Что ж, — сказал старший великан. — Пойдем, поглядим меч-кладенец. Ты, Илья, не боишься?

— А чего мне бояться? — спросил богатырь. — У моего пояса такая же игрушечка висит.

— Такая, да не такая! Меч-кладенец осторожного обращения требует. Он города посекал, государства без жителей оставлял. Только тот; кто помыслами чист, может меча того безбоязненно коснуться. Не зря его сам Кащей Бессмертный боится!

— А вот мы и проверим, — сказал младший из великанов. Коли колол он нам очи, меч-кладенец ему первому голову отрубит! Готов ли?

— Готов, — поднялся Муромец в волнении.

Поднялись они на вершину горы. На самой вершине лежала гранитная глыба. Илья вздрогнул от неожиданности. На глыбе был выбит знак уже знакомый ему.

Был такой же знак на крышке гроба, в который улегся, шутя побратим его Святогор. Оказалась крышка заколодованной.

Долго бился в гробу Святогор, призывал Илью на помощь. Рубил Илья дерево мечом своим, да отскакивал меч от дерева.

А голос друга слабел, слабел в хрипе, пока не затих…

— Робеешь, Илья? — неправильно истолковали богатырское промедление великаны.

Илья перекрестился, налег плечом на гранитную глыбу и отвалилась та легко, точно давно ждала богатырского прикосновения.

Под камнем блеснуло лезвие меча-кладенца.

Баба-Яга дышать перестала.

Великаны испуганно прикрыли руками обретенные очи.

Меч-кладенец алел равнодушно и был он волшебное орудие для убийства! Муромец протянул руку к мечу.

— Для того, чтобы меч поднять, — сказала за спиной его Яга, — богатырь обязательно живой воды испить должен.

— Эх, мать! — усмехнулся Илья. — Я ее столько за жизнь испил!

Взмахнул Илья волшебным мечом.

Великаны испуганно попятились.

— Остерегись! — сказал старший. — Заденешь кого ненароком!

Муромец освободил ножны и примерил к ним меч-кладенец.

Ножны мечу впору пришлись. Богатырь оглядел великанов, щербато улыбающуюся Ягу, вспомнил верных друзей и вздохнул:

— Где вы Добрыня с Алешею?

— Здесь я, Илья Иваныч! — послышался знакомый голос.

На двух конях подъезжали к нему всадники. На вороном коне ехал Добрыня Никитич. По левую сторону от него на гнедом жеребце ехал странный старец в белой холщевой рубахе. У старца были длинные, свисающие до пояса тяжелые веки, прикрывающие глаза. За лошадью Добрыни на аркане тащилось хорошо знакомое Муромцу по прошлым набегам Лихо Одноглазое. Выглядело Лихо крайне предосудительно. Крепко оттузил его Добрыня в справедливой обиде своей!

Добрыня спрыгнул с коня, обнялся крест-накрест с Муромцем.

— Кто это с тобой? — спросил Илья.

— На аркане-то? — Добрыня оглянулся. — Да Лихо Одноглазое!

— Сам вижу, что Лихо! С тобой-то кто?

— А этот… Вий это, — Добрыня улыбнулся. — Спас я его. Из самого пожарища вытянул. Аж у самого халат обгорел.

Муромец непонимающе глянул на побратима.

— В засаде он меня ждал, — объяснил Добрыня. — Соглядатаи Кащеевы отлучились на разведку, а ему, понимаешь, скучно стало. Ну и поднял он веки. А там вокруг бурелом. Заполыхало, понимаешь, взялось все сразу. Спасибо я подоспел…

— Обманул меня Кащей, — сказал густым голосом страшный истребитель. — Сказал, что северные народы напали, страну в раззор ввести хотят, народ поморозить. Взялся помочь, да сам в беду угодил. Спасибо Добрыне Никитичу, не дал мне лютой смертью пропасть. А с вами кто, Илья Иваныч? Никак, великаны?

— Это побратимы мои, — объяснил Муромец. — Вы, что — закрытыми глазами видите?

— Кожей, — пояснил Вий. — Только плоховато, расплывчато. Исполать вам, побратимы богатырские!

Связанное Лихо Одноглазое жалобно воззвало к Муромцу.

— Дозволь, Илья Иваныч, слово молвить!

— Хватит, наговорилось! — буркнул Добрыня. — Я твой язык поганый вырву!

Подобная перспектива Лихо не прельстила.

Пало Лихо Одноглазое на колени перед богатырями.

— Пощадите, защитнички! Службу вам сослужу великую!

— Замолчи, шкура продажная! — рявкнул медведем Добрыня. — Пользы от тебя никакой, подлость одна!

Муромец положил руку на плечо побратима.

— Пусть скажет, Никитыч!

— Двинул Кащей на Русь войско свое, — торопливо зачастило Лихо. — Думал, что справился с вами. Ликует, что Защитников и стен киевских нет… — подумало Лихо и польстило неуклюже: — АН нет, не так легко с богатырями русскими справиться!

— Поговори! — проворчал Добрыня, ощутив боль под лопаткой, куда стрела треклятого Лиха впилась.

— Пощадите меня, — вкрадчиво сказало Лихо, — я вам тайну открою Кащееву.

— Рискнем? — спросил Муромец побратима.

Добрыня отрицательно покачал головой.

— Не верю я Лиху. Оно меня уже раз тайно жизни лишило!

— По глупости! — завопило Лихо. — По недоразумению и жадности своей! Степями клянусь, что такого больше не будет! Добрыня, ты же у меня мешок злата забрал! Выходит, что рисковало я напрасно! Нет сейчас таких: задарма жизнью своей рисковать! Да я, как с тобой ближе познакомилось, Кащея лютой ненавистью ненавижу. Дай меч, я одно против войска его выступлю! Ладно, — уступило Лихо. — Торговаться не буду. Хочешь — бей меня, хочешь — милуй. Только меч-кладенец Кащея не возьмет. Не про него он. Ему голову отруби, так новая вырастет. У него их много, это только у меня единственная. Знаю я, где смерть Кащеева спрятана! — и хитрое Лихо замолчало.