Октавия Батлер - Рассвет

Была ярмарка — дешевая маленькая ярмарка на автостоянке с профессиональными наездниками-ковбоями, балаганами с играми и типичным для таких мест утомительным шумом и облезлыми пони. Пока Лилит гостила у своей беременной сестры, Сэм решил свозить Айри на ярмарку развлечься. Стоял совершенно обычный субботний день. На широкой, сухой и пыльной улице, залитой ярким солнечным светом молоденькая девушка, совсем еще девочка, только-только севшая за руль, лоб в лоб столкнулась с машиной Сэма. Растерявшись, она случайно выскочила на встречную полосу движения. Быть может, она просто забыла в какую сторону в таких случаях нужно крутить руль. У девушки было удостоверение ученика-водителя и ей никак нельзя было садиться за руль одной. Девочка поплатилась за свое легкомыслие жизнью, она умерла, и вместе с ней умер и Айри — он умер незадолго до прибытия скорой, и врачам бригады реаниматоров не удалось вернуть его к жизни.

Сэму смерти досталась ровно половина.

Авария закончилась для него тяжелой черепно-мозговой травмой — его мозг сильно пострадал. Конец того, чему начало положила авария, наступил только через три месяца. Три месяца понадобилось ему для того чтобы умереть.

Время от времени он приходил в себя — более или менее, — но никого около себя не узнавал. Чтобы побыть с сыном, из Нью-Йорка приехали родители Сэма. Его родители были нигерийцами, но жили в Штатах довольно давно, и их сын родился и вырос здесь. Его брак с Лилит они не одобряли. Они растили Сэма настоящих американцем, хотя, как только смогли, отправили его в Лагос повидаться с родственниками. Они хотели, чтобы он взял в жены девушку-йорубану. Ничего из их планов не вышло.

Своих родителей Сэм тоже не узнавал.

Их единственный сын смотрел сквозь своих родителей, словно их не было здесь, точно так же, как он смотрел и сквозь Лилит, и в его пустых глазах не было и проблеска узнавания. В его глазах не было вообще ничего — там не было его самого. Иногда Лилит присаживалась к Сэму на кровать и брала его за руку, за что удостаивалась краткого внимания пустых глаз. Но дорогой ей человек из Сэма ушел. Быть может он уже отправился вслед за Айри — или путешествовал между ней и Айри — между этим светом и следующим измерением.

Быть может какая-то часть его продолжала трезво осознавать окружающее до самого конца — часть, заключенная очень глубоко, отрезанная от мира и неспособная дать о себе знать — пойманная в ловушку в самом узком горле-коридоре, в самой уединенной пещере, где страдала от полного одиночества и невысказанности до тех пор, пока спасением ей не явилась милосердная смерть. Его сердце остановилось.

Такой была травма мозга Сэма — один из видов травмы мозга. Существовали и другие формы повреждения мозга, значительно более тяжелые. За долгие месяцы умирания Сэма она насмотрелась в больнице всякого.

По правде сказать, ему еще повезло, что он умер так быстро.

Никогда в жизни она не решилась бы произнести это вслух. Проливая над Сэмом слезы в бесконечных рыданиях, она поняла многое. Снова она вспомнила об этом сейчас. Он умер довольно быстро — ему повезло.

Он оказался счастливчиком — выпадет ли и на ее долю такая же удача?

Если оанкали сделают с ее мозгом что-то непоправимое, хватит ли у них такта позволить ей умереть — или они по-прежнему будут старательно поддерживать в ней жизнь, превратив ее в узницу, навечно заточенную в своей последней и окончательной тюрьме?

Задумавшись, она вдруг вздрогнула, обнаружив, что в ванной бесшумно появилось Никани, опустившееся на пол напротив нее. Никогда прежде оно не позволяло себе входить к ней столь бесцеремонно. Она злобно уставилась на маленького оолой.

— Не в моих способностях вмешиваться в твою психику — это общеизвестный факт, — мягко проговорило оно. — Сумей я пойти на такое, мне не простили бы этого никогда, и ты уж конечно бы была признана бесспорным доказательством моей беспомощности.

— Убирайся отсюда! — заорала Лилит. — Оставь меня в покое!

Никани и не подумало двинуться с места. Помолчав, оно продолжило говорить тихим голосом:

— Ооан говорит, что люди не научатся как следует говорить на оанкали еще в течение, может быть, одного поколения.

Щупальца Никани начали извиваться как змеи.

— Я не знаю, Лилит, как мне вести себя с человеком, с которым я не могу как следует объясниться.

— Операция на мозге вряд ли улучшит мои способности к языкам, — сухо ответила она.

— Никто не собирается оперировать твой мозг. Я скорее причиню вред себе самому, чем тебе.

Никани помолчало.

— Знаешь, Лилит, у тебя нет выбора — ты должна позволить заняться тобой либо мне, либо ооану.

Она ничего не ответила.

— Ооан очень опытное. Если ты согласишься на его услуги, он сделает все так, что тебе будет по-настоящему приятно. И поверь… оно совсем не такое строгое, каким кажется.

— Я не слишком падка на всяческие удовольствия. По правде сказать, я даже не понимаю, о чем ты мне говоришь. Больше всего мне сейчас хотелось бы, чтобы ты оставило меня в покое.

— Хорошо, я так и сделаю. Но ты должна либо довериться мне или ооан выберет для своей операции удобный момент. Когда он устанет ждать.

— Но само ты на такое не способно — например неожиданно наброситься на меня?

— Нет, я не такое.

— Почему же?

— По-моему поступать так неправильно, хотя веских доводов я не могу привести — делать такое тайно с людьми несправедливо. Люди на то и люди, чтобы обращаться к ним через их разум, их сознание.

Лилит горько рассмеялась.

— И с чего это вдруг тебя начали занимать такие вопросы?

— Ты что, хочешь, чтобы это было сделано незаметно для тебя? Неожиданно?

— Само собой, нет!

Молчание.

По прошествии некоторого времени она поднялась и отправилась на кровать-возвышение. Там она улеглась и заставила себя заснуть.

Во сне ей приснился Сэм, и она очнулась в ледяном поту. Видение его пустых глаз снова было перед ней. Ее голова раскалывалась. Никани, как обычно, лежало рядом с ней, вытянувшись во весь рост. Оно выглядело совершенно мертвым и обмякшим. Что случится с ней, если в один прекрасный день она, проснувшись, обнаружит рядом с собой неподвижного Кахгуяхта, этого гротескного любовника, занявшего место несчастного ребенка? Несколько минут она лежала неподвижно, успокаиваясь, заставляя себя на что-то решиться и привести это решение в жизнь, прежде чем страх окончательно лишит ее сил и речи.

— Проснись! — хриплым голосом крикнула она Никани. Резкий и каркающий звук ее собственного голоса испугал ее. — Проснись и сделай то, что хочешь, что считаешь нужным сделать со мной. Делай сейчас же, и покончим с этим скорее.

Мгновенно Никани пришло в движение. Оно поднялось и село, потом подвинулось к ней и принялось снимать с нее рубаху, обнажая ее спину и шею. Прежде чем она успела сказать еще хоть что-то, процедура началась.