Сергей Щепетов - Род Волка

Для второго типа также характерно постепенное нарастание возбуждения, но этот процесс заканчивается не оргазмом, а достижением так называемого «плато» – некоторого уровня возбужденности, на котором женщина может находиться достаточно долго, испытывая несколько оргазмов подряд или с небольшими перерывами. Причем спада возбужденности после них обычно не наступает. Сила и яркость каждого отдельного оргазма, безусловно, уступает таковым при единственном оргазме первого типа. Общий же спад возбуждения наступает лишь после полного окончания соития и, в отличие от первого типа, происходит постепенно.

Теперь перейдем к рассмотрению так называемых «эрогенных» зон…

На этом Семен вынужден был остановиться, так как обнаружил, что кое-что о мужских эрогенных зонах Ветка уже знает и занимается их «рассмотрением» вполне успешно – пора переходить к практическим занятиям.

– Ладно, – сказал он. – Придется уплотнить график занятий: данные зоны и типы секса обсудим на следующем семинаре. А сейчас исследуем явление, известное науке под названием «оргазм». Ложись на спину!

Они начали исследование с «миссионерской» позы, а потом попробовали пару десятков других.

Как показала практика, сексуальность Ветки относилась к промежуточному типу: возбуждалась она быстро, но надолго, кончала часто, но сильно, а спада возбуждения у нее, кажется, не наступало вовсе. Если бы не длительное воздержание и здоровый образ жизни, то Семен, наверное, выглядел бы бледно…

Тип сексуальности был промежуточный, зато «подтип» совершенно четкий – «голосистый». Попросту говоря, испытывая оргазм, Ветка кричала. Громко.

Сначала Семен хотел сделать ей замечание: день на улице, в лагере полно людей, и они все слышат. Потом передумал: пускай слушают! Когда здешние мужики лупят своих баб, те вопят еще громче, и никто на это внимания не обращает. Правда, вопли Сухой Ветки мало похожи на крики боли, но мы, в конце концов, ничего противозаконного не делаем.

Вскоре выяснилось, что ситуацию Семен оценил правильно, но не совсем. Во время очередной передышки снаружи послышались голоса – там явно разгоралась ссора, грозившая перейти в драку:

– …на третий заход, а она четыре раза кончила!

– Дура, говорят тебе, он в тот раз не кончал, а так и гонял без остановки!

– Сама дура! Я что, ничего не понимаю, что ли?! Уж побольше тебя с мужиками дело имела!

– Ты побольше?! Ты-то?! Да на тебя ни у кого и один-то раз не встанет!

– А ты…

В общем, Семен подполз к выходу и выглянул наружу. Перед его шалашом полукругом расположился добрый десяток слушателей – в основном молодежь обоего пола и несколько теток необъятных размеров. Две из них и затеяли ссору, явно собираясь вцепиться друг другу в волосы. При виде головы хозяина, показавшейся из-под шкуры, народ умолк.

– Кыш отсюда! – спокойно сказал Семен. – Чтобы я вас тут больше не видел!

За его спиной хихикнула Ветка:

– Да ну их, Семхон! Тебе жалко, что ли? Пусть слушают!

– М-да? Может, вообще продолжим на улице? Тут ветерок веет, солнышко светит, а?

– Давай! – обрадовалась девушка. – И искупаемся заодно, а то ты обещал рассказать про оральный секс, а я вся мокрая!

«Надо же, – думал Семен, выбираясь наружу, – как, оказывается, интересно жить в каменном веке!»

Время вопросов и ответов наступило только дня через три, когда Семену стало казаться, что все это было не с ним.

В процентном отношении потери обеих сторон были огромны. Из пятнадцати хьюггов уцелели двое. Поняв, что в лагерь им не прорваться, они не стали помогать еще оставшимся в живых своим, а пустились наутек. Преследовать их было некому. У лоуринов в живых осталось трое воинов, участвовавших в схватке, не считая Семена. Тяжелораненых не было: по-видимому, их сразу добили. С какой стороны ни посмотри, получалось, что битва выиграна благодаря Черному Бизону и Семхону. Первый прикончил в поединках четверых, а последний нейтрализовал троих.

– Как же вы так живете, – недоумевал Семен, – в постоянной опасности? А если бы хьюггов было двадцать или тридцать?

– Тогда все были бы мертвы, – усмехнулся Художник. – Только охотников за головами не бывает двадцать или тридцать. Даже пятнадцать – это очень много. Я не помню, когда они последний раз нападали такой большой толпой.

– Но почему?! При здешних способах ведения войны численное преимущество гарантирует победу.

– Ты как ребенок, Семхон!

– Я и есть ребенок! Я же еще не родился!

– Ну да, конечно… Понимаешь, они же нелюди. Если их соберется больше десятка, то они просто не смогут идти в одну сторону, делать одно дело. Наверное, в этот раз у них был сильный вожак.

– И ТАК бывает всегда?

– Нет, конечно. Ты же видишь, что с этой стороны к лагерю не подойти, а в ту сторону всегда смотрит дозорный. Да и собаки чуют. На эту стоянку они приходили четыре раза, сейчас был пятый. Трижды они убегали, поняв, что их обнаружили. Один раз собаки молчали, и воины подпустили их близко, а потом расстреляли из луков. Много скальпов взяли.

– Господи, да зачем вам скальпы?!

Старик посмотрел на него и сокрушенно покачал головой:

– Что стало с твоей памятью, Семхон…

– Слушай, Художник! Ты же видишь, что с моей памятью дела плохи. Чтобы она вернулась, нужно, чтобы мне рассказывали о том, что я знал раньше. А говорить я могу только с тобой и Атту, то есть с Бизоном. Только он теперь великий воин, и мне неудобно задавать ему детские вопросы. Помоги мне ты!

– Я помогу тебе, Семхон. Скальп – знак победы, в нем сила воина. Ты мог, еще не родившись, обрести силу, а ты отказался.

– Ну, я же не знал, можно ли НЕвоину снимать скальпы врагов…

– Мне кажется, что ты врешь, Семхон. Ты же вспомнил, как надо сражаться. Или не забывал.

– Ну, может быть, я хотел сделать приятное воинам, отдав им свою добычу?

– Приятное воинам?! Больше не говори так. Тебя не поймут.

– Ты не рассказывай никому, какой я глупый, ладно? А почему нельзя… так говорить?

– Потому что взрослый мужчина не нуждается в подачках. Все, что ему нужно, он должен взять сам. Только ты все равно сказал неправду. Ты не снял скальпы не из-за этого.

– Да, ты прав. Я и сам не знаю почему…

– Может быть, потому же, почему мне не хочется рисовать войну?

– Наверное…

– Это плохо, Семхон. Людям все равно, что я рисую, лишь бы это было красиво. А ты станешь воином, и каждый твой шаг будет волновать всех.

– А нельзя как-нибудь… без этого?

– Можно, конечно. Люди других племен отрезают врагам носы или уши, а Минтоги вынимают из голов мозг и кости, а кожу высушивают – это очень высокая магия.

– М-да-а… Хрен редьки не слаще!

– Что ты сказал?!

– Нет, ничего… А почему в этот раз хьюгги оказались у самого лагеря? Ведь почти прорвались уже!