Сидней Боундс - Человек в лабиринте. Сборник зарубежной фантастики

Кожа на бедрах Мерибет слегка сморщена. Мерибет после тридцати будет полной.

Я уже столько совершил в своей карьере, что можно и успокоиться. Я никогда не читал Руссо. Никогда не хватало времени, чтобы прочитать поэму Данте. Не знаю о Канте. Если переживу это, то буду читать их всех. Клянусь, будучи здоров телом и душой, в возрасте восьмидесяти лет. Я, Нэд Роулинг… буду читать… Я, Ричард Мюллер, буду читать… Буду читать я, Чарльз Боудмен.

Роулинг зашел в сектор Ф и задержался, чтобы спросить у компьютера, можно ли спокойно отдохнуть. Корабельный мозг ответил, что можно. Роулинг медленно присел, минуту покачался на пятках, после чего опустился на колени на холодные плиты мостовой. Огляделся. Массивные каменные блоки, уложенные без применения раствора, вздымались на высоту более пятидесяти метров, образуя узкую щель, в которой сейчас показалась массивная фигура Чарльза Боудмена. Боудмен был потным и нервным. Просто-таки неправдоподобно взволнованным. Роулинг никогда до этого не видел этого крепкого старика таким неуверенным в себе. Но до этого никогда не проходил с ним через лабиринт.

Сам Роулинг тоже не был спокоен. Отходы обмена кипели в его организме. Заливал пот, так что комбинезон работал изо всех сил, чтобы поглотить лишнюю влагу, дистиллировать ее и добавить химические составляющие. Было бы преждевременно торжествовать. Именно здесь, в секторе Ф, погиб Бревстер, когда казалось, что он благополучно миновал все опасности сектора Г, и его хлопоты закончились. Да, закончились навсегда.

— Отдыхаешь? — спросил Боудмен голосом тонким и как бы недовольным.

— Почему бы и нет? Я устал, Чарльз, — ответил Роулинг с несколько неубедительным смешком. — И ты тоже. Компьютер утверждает, что здесь ничего угрожающего. Устраивайся.

Боудмен подошел и присел. Опускаясь на мостовую, он так пошатнулся, что Роулинг должен был его поддержать.

— Мюллер, — сказал Роулинг, — прошел эту трассу сам, без всякой подготовки.

— Мюллер всегда был необыкновенным человеком.

— Как он ухитрился это проделать?

— Его спроси.

— Спрошу, — поддакнул Роулинг. — Возможно, что завтра утром в эту пору я буду с ним беседовать.

— Возможно. Надо двигаться дальше.

— Если ты так считаешь…

— Парни скоро выйдут к нам. Они уже, наверное, знают, где мы находимся. Нас выдают индикаторы массы. Вставай, Нэд. Вставай.

Поднялись. И снова Роулинг пошел первым.

В секторе Ф было просторно, но неуютно. Преобладающий архитектурный стиль нес печать какой-то искусственности, беспокойства, что вместе оставляло впечатление дисгармонии.

Роулинг, хотя и знал, что здесь меньше ловушек, но шел с чувством, что мостовая может каждую минуту расступиться под ногами. Похолодало. Воздух пощипывал, как на открытой Лемносской равнине. На каждом повороте улицы стояли огромные бетонные трубы, а в них росли лохматые, перистые растения.

— Что для тебя было до сих пор наихудшим? — спросил Роулинг.

— Дезориентирующий экран.

— Ну, это не так страшно… если человек заставит себя пройти сквозь эту пакость с закрытыми глазами. А в этот момент на него может броситься какой-нибудь местный тигренок, а он ничего бы не заметил, пока бы не почувствовал зубы.

— Я смотрел, — сказал Боудмен.

— В зоне дезориентации?

— Да, недолго. Я поддался искушению, Нэд. Не буду рассказывать, что я видел, но это было одно из самых странных впечатлений в моей жизни.

Роулинг усмехнулся. А Боудмен, оказывается, тоже способен на кое-какие немудрые, человеческие, сумасбродные поступки. Хотел его поздравить, но не посмел. Только спросил:

— Ну и что? Ты стоял неподвижно и смотрел, а потом с закрытыми глазами пошел дальше? Не было ничего, никакой критической ситуации?

— Как же, была. Засмотревшись, я едва не двинулся с места, уже поднял ногу. Однако, тут же опомнился.

— Попробую и я подсмотреть, когда будем возвращаться, — пообещал Роулинг. — Один взгляд не повредит.

— Откуда ты знаешь, что этот экран работает и в обратном направлении?

Роулинг нахмурил брови:

— Я над этим не задумывался. Мы ни разу не шли назад. А вдруг с той стороны все другое? У нас же нет никаких карт для возвращения. Может быть, мы при возвращении все пропадем?

— Снова пошлем роботов, — успокоил Боудмен. — Ты об этом не беспокойся. Когда будем готовы в обратный путь, то проведем сюда группу роботов и проложим трассу точно так же, как и сюда.

Роулинг отозвался только через минуту:

— А по сути, зачем нужны какие-то ловушки для выходящего? Неужели сами строители так же прятались в центре города, как и не допускали чужих? Зачем им это?

— Что мы можем знать, Нэд? Это были неведомые существа.

— Неведомые. Это точно.

Боудмен подумал, что тема беседы не исчерпана. Хотел быть вежливым. Они же товарищи перед лицом опасности. И спросил:

— А для тебя какое место было наихудшим?

— Экран далеко позади, — ответил Роулинг. — Я насмотрелся там всяких гадостей, которые только гнездятся в моем подсознании.

— Какой экран?

— В глубине сектора Аш. Золотистый такой, прикреплен полосами металла к высокой стене. Я смотрел на него и секунды две видел своего отца. А потом девушку… девушку, которую знал… которая сделалась монахиней. На экране она раздевалась. Я думаю, что это в некоторой степени проявилось мое подсознание, правда? Сущая змеиная яма. Но чье подсознание не таково?

— Я этого не видел.

— Просто мог и не заметить его. Был… о, через какие-то пять-десять метров, где ты подстрелил зверя. С левой стороны… посреди стены… трапециевидный экран… с яркой белой металлической каймой, и цвета бежали по нему, кружились…

— Да, это он. Показывал геометрические фигуры.

— Я видел, как раздевалась Мерибет, — заметил Роулинг, явственно сбитый с толку. — А ты видел геометрические узоры?

В секторе Ф тоже угрожали смертельные опасности. На мостовой лопнул маленький перламутровый пузырь, из него поплыл ручеек блестящих шариков. Эти шарики двигались с какой-то злобной настойчивостью, как стая голодных муравьев, прямо к ногам Роулинга. Уже касались сапог. Роулинг поспешно их растоптал, но в раздражении своем едва не оказался чересчур близко от луча голубого света, внезапно вспыхнувшего. Пнул в него несколько шариков. Они расплавились.

Боудмену все уже смертельно надоело.

Со времени их входа в лабиринт прошло едва час и сорок восемь минут, хотя казалось, что они идут уже очень и очень долго. Трасса в сектор Ф вела в зал с розовыми стенами, где из потайных отверстий били струи пара. На другом конце розового зала поднималась и опускалась задвижка. Если бы не прошли там в идеально рассчитанное время — были бы раздавлены. За этим залом тянулся коридор с низким сводом, душный и тесный. А его кроваво-красные стены были раскалены и пульсировали, так что дурно становилось. Коридор этот вел на просторный плац с шестью наклонно стоящими обелисками из белого металла, грозными, как обнаженные мечи. На высоту сотни метров бил фонтан воды. По сторонам плаца возвышались три башни со множеством окон различных размеров. Стекла в них были целы. На ступенях одной из башен лежал, еще скрепленный сухожилиями, скелет какого-то созданья, длиной метров десять. Большая банка, несомненно, космический шлем, скрывала его голову.