Сергей Подгорный - Взгляд с нехоженой тропы

На плато опускался земной звездолет класса «Мираж». Я бросился к нему, спотыкаясь о камни, хотя из его дюзе еще рвалось пламя. Я остановился у корабля, который еще дрожал, раскаленный от трения об атмосферу, потом подошел к одной из его опорных штанг и начал ее ощупывать, как слепой; потом почувствовал на своем плече прикосновение, резко обернулся и увидел Голубева. Он смотрел на меня точно так же, как на этом фото. Я стиснул его в объятиях, на глазах появились слезы, а он стоял неподвижно и безучастно, и я услышал в своих телефонах абсолютно лишенный выражения голос: «Пойдемте, у меня мало времени». Тогда впервые я посмотрел на него осмысленно. И вздрогнул, увидев, что он без скафандра…

— Дальше, — взволнованно попросил Семенов.

— Он не обращал на меня почти никакого внимания. Когда я его спрашивал, он не всегда отвечал или отвечал односложно. Потом мы выбрались в космос, и он проводил меня в мой звездолет. Он прекрасно перемещался в пространстве, хотя я не заметил на нем ракетного пояса. Попрощались мы, как и встретились, но я уже не пытался его обнять. Через двадцать минут заработали двигатели его корабля. Тогда, сам не зная зачем, я замерил его постоянное ускорение. Оно равнялось ста метрам в секунду. И это на звездолете класса «Мираж»…

— Слушайте! — перебил Семенов. — Вам не приходила мысль о том, что взрыв модуля, как и ваше спасение, могли быть кем-то подстроены?

— Я думал об этом. Слишком уж много невероятных совпадений. Но когда я допустил возможность неслучайной аварии, то вынужден был подумать: «Зачем и кому она понадобилась?»

— Привлечь к себе внимание! — воскликнул Семенов. — Мне кажется, что ему зачем-то понадобилось продемонстрировать кому-то из землян свое отличие от нас, заставить нас посмотреть на него другими глазами, и он выбрал для этого такой оригинальный способ.

— Да, абсолютно ясно, что для объяснения поведения Голубева сдвигов в психике теперь недостаточно. Здесь несомненно вмешательство иной разумной жизни. Именно об этом я думал, возвращаясь на Землю. Не только мы, но и наше мышление приспособлено для планет, но мне всегда казалось, что есть разумная жизнь, возникшая в открытом пространстве. Не может быть разума лишь для планет; почему бы ему не зародиться и в этой беспредельной черной бездне? А если так, то в ней он столь же всемогущ, как мы на Земле, Но у нас все должно быть разным: и течение времени, и ценности, и образ мышления, и…

Помните высказывание Лилли (был такой во второй половине 20 века, изучал дельфинов)?

— Впервые слышу, — признался Семенов.

— Он как-то сказал: «Может оказаться, что крупный мозг дельфина настолько не похож на наш, что нам так и не удастся постичь их мышление, даже если мы будем работать всю жизнь». В этих словах, по-моему, ключ к разгадке Голубева и его роли. Внешний облик Голубева — это просто маска, камуфляж, как и внешний вид его звездолета.

— То есть Голубев один из представителей неизвестного разума? — быстро спросил Семенов.

— Нет. Он только химера: посредник между ним и нами. Что-то среднее, обладающее одновременно и особенностями человеческого мышления и мышления тех, неизвестных. Видно, они пришли к выводу, что мы не сможем понять друг друга без подобного переводчика. И выбор почему-то пал на астронавта Голубева. Может быть, совершенно случайно.

Когда кончился дождь и Семенов решил, что пора прощаться, он вдруг сказал:

— Голубеву поставят памятник.

— Как Опо-Джеку? — грустно усмехнулся Корытин.

Семенов, задержав его ладонь в своей, посмотрел на астронавта недоуменно.

— Был такой дельфин у берегов Новой Зеландии… Но это, впрочем, не важно. Жду вас в гости, — сказал Корытин.

МАК 2345 А был первым астронавтом, не пожелавшим возвратиться в Солнечную систему. Он достиг в назначенное время окрестностей звезды Жёлтый Краб, передал всю доступную информацию о ней и ее четырех планетах, а потом обосновался на второй планете Желтого Краба, назвав ее Приютом Души.

Оператор Центра по исследованию космического пространства, поддерживавший с ним квантовую связь и узнавший обо всем этом первым, спросил, давно ли МАК 2345А консультировался о своем здоровье с корабельным электронным психиатром. МАК 2345А ответил, что и не ожидал другой реакции на свое решение и так как оно, к сожалению, подтвердилось, уговаривать его возвратиться на Землю — это зря переводить мегаватты энергии. После этих слов МАК 2345А выключил свой передатчик и не отвечал ни на один из периодических вызовов Центра.

Судьба его обеспокоила не только руководство полетом, но спасательный корабль к Желтому Крабу тогда послан не был: его рейс оказался бы слишком долгим и дорогостоящим. Лишь через пять лет, когда стал использоваться принцип Нуль-транспортировки, психиатр ТОМ 4567Б был командирован на Приют Души.

Корабль ТОМа 4567Б вышел из Нуль-пространства в ближайших окрестностях планеты. ТОМ (будем называть его в дальнейшем без индекса, как и МАКа 2345А) посмотрел на экран внешнего обзора. В лучах желтого солнца Приют Души выглядел розовым новогодним шаром в сияющем ореоле атмосферы. Были чуть видны причудливые морщины горных хребтов, равнины и полярные шапки — ватные снежинки, упавшие на шар ненароком.

— Впечатление производит приятное, — пробормотал ТОМ, но тут же вспомнил, что в разреженной атмосфере почти нет кислорода, что ночью там температура падает ниже минус ста по Цельсию и кроме бесконечных вариаций розового базальта ничем больше поверхность Приюта Души порадовать не может.

Его лицо приняло терпеливо-скептичное выражение, и с этим выражением на лице он повел корабль к планете.

Главной трудностью было отыскать МАКа. ТОМ решил начать поиски в экваториальной области. Он накручивал спираль вокруг Приюта Души, а приборы обшаривали поверхность лучами и полями в поисках звездолета.

На экране локатора возникла яркая точка, и ТОМ пошел на посадку. ТОМ решил опуститься километрах в двух от звездолета МАКа. «Кто знает, что может взбрести этому бедняге в голову? — подумал он. — Вдруг ему захочется взорвать мой корабль? Практически это невозможно — силовое поле надежная защита — но лучше не провоцировать МАКа на эти попытки».

Он дал увеличение на обзорный экран и сначала так хорошо, словно стоял рядом, увидел сферическое тело звездолета. Металл излучал матовый блеск, даже крупная надпись «ВОЛЬТ» на едином языке Солнечной системы прекрасно сохранилась. ТОМу было это приятно, как и любому патриоту своей цивилизации. Но в следующую секунду в поле зрения обзорного экрана попало такое, что ТОМ подался вперед и сжал поручни кресла. Это возвышалось на идеально ровной площадке — нет, площади! — влево от корабля МАКа и, насколько он мог судить, представляло из себя грандиозное недостроенное здание невероятной формы, украшенное статуями, колоннами, барельефами и еще множеством чего-то, что ТОМ, как узкий специалист, не считающий архитектуру своим хобби, был не в состоянии назвать.