Даниэль Клугер - Новые времена

На пятачке собрались почти все, не было только одноногого Полифема и молодого Эака. Собственно, Эак не появлялся уже около месяца, так что его отсутствие я всегда фиксировал как бы автоматически. Миртил о чем-то спорил с Паралом, Силен задумчиво курил трубку, остальные лениво обсуждали какие-то новости. Я спросил, не видел ли кто Полифема. Заика Калаид начал дергаться и брызгать слюной, пытаясь ответить на мой вопрос.

И тут появился Минотавр. Бывший золотарь двигался по площади сложными зигзагами, а это могло означать только, что он мертвецки пьян.

Заметив Минотавра, и Миртил, и Парал прекратили спор на полуслове, а Силен отвлекся от своих мыслей. «Смотри-ка! – потрясенно сказал он. – Опять!» – «Во дает… – прошептал Миртил. – С чего это он так?» – «Два года был трезвым, – ответил Парал. – Что ж ты хочешь…»

Минотавр, между тем, продолжал лавировать по площади, давая все больший и больший крен вправо, пока, наконец, не упал прямо в дверь заведения мадам Персефоны. Оттуда немедленно донесся женский визг, крики, и Минотавр вылетел на улицу подобно артиллерийскому снаряду, но удержался на ногах и вновь пошел дальше. Проходя мимо нас он вдруг громко пропел: «Ниоба-Ниобея легла под скарабея…» – после чего, наконец, ноги его подкосились и он упал, предварительно взмахнув рукой подобно трагической актрисе.

Мы переглянулись.

«Надо бы его поднять, – неуверенно сказал Миртил. – Мало ли. Вдруг человеку плохо.»

Минотавр лежал неподвижно. На лице его застыла блаженная улыбка.

«Вряд ли, – заметил желчный Парал. – Ему-то сейчас как раз хорошо. Ему раньше было плохо.»

Они затеяли спор о том, может ли человек пьющий много бросить пить в принципе. Для меня этот спор носил академический характер, но наших спорщиков предмет его брал за живое, особенно Морфея, чей зять был хроническим алкоголиком.

Поскольку Парал, как, к слову сказать, Полифем, отнюдь не был заинтересован в выяснении истины, а Миртил был попросту не способен воспринять чьи бы-то ни было аргументы, спор быстро превратился в два монолога. Парал попытался было привлечь на свою сторону Калаида – человека знающего, ветеринара. Калаид зашипел, задергался сильнее прежнего, а потом сказал: «Он н-на заседании П-патриотического комитета, А-ап-поллон…»

«Опять он отстает, – с досадой проворчал Миртил. – Честное слово, хоть не обращайся к тебе. А еще ветеринар…» Он махнул рукой и предложил тоже выпить. Мы отправились в трактир к Япету – действительно, не стоять же на улице, тем более, что остальные наши наверняка туда подтянутся.

Япет по обыкновению выглядел мрачно, стоял над стойкой, подперев могучей ручищей щеку и, по-моему, ничуть не обрадовался нашему появлению.

Начали выяснять, кто что будет пить. Я заказал синюховки. Япет покачал головой.

«Феб, – проворчал он, – видно, что тебя давно не было. Синюховки у меня в заведении уже неделю нет.»

Оказалось, что фермеры из окрестных деревень, регулярно поставлявшие Япету популярный дешевый напиток, уже неделю как не появлялись. Словно сквозь землю провалились.

«Может, эпидемия?» – предположил Миртил. – «Скажешь тоже, – фыркнул Япет, – откуда там эпидемия? Фермеры вообще не болеют, у них организмы особые. Верно, Калаид?» Заика снова задергался, но ответить не успел.

На площади появился полицейский автомобиль. Пандарей с помощником погрузили Минотавра внутрь, после чего автомобиль уехал, а Пандарей зашел в трактир и подошел к нам.

«Привет, старички, – сказал он. – Слыхали? Марафины, говорят, опять сожгли». Голос у него при этом был оживленно-радостным. Хотя радость эта была связана, скорее, с возвратом Минотавра в прежнее состояние. Пандарей, после того как золотарь вдруг стал трезвенником, впал в уныние, продолжавшееся около двух месяцев. Теперь он выглядел именинником.

«Кто говорит?» – воинственно спросил Парал.

«Кто сжег?» – одновременно с ним спросил Миртил.

«Да глупости все это, – сказал Япет. Он поставил перед нами по рюмке старой водки. – Ничего не сгорело.»

Последним, наконец, появился одноногий Полифем. Мы его тут же оштафовали за опоздание, но он даже не спорил – настолько его переполняли новости.

«Слыхали? – возбужденно закричал он. – Пункты приема желудочного сока второй день закрыты! Дожились. Эти сволочи теперь что хотят, то с нами и делает…»

Ну вот. Я как раз сегодня собирался с Гермионой пойти в ближайший и поправить немного домашний бюджет. Нет, по-моему, невезение написано у человека на роду. Нечего даже и пытаться спорить с судьбой. Это еще со времен войны так у меня повелось. Кто куда, а меня обязательно занесет либо в штрафную, либо в плен. Всегда одно и то же…

«Не может быть, – сказал Парал. – Ты, Полифем, что-то не так понял.» – «А я говорю: закрыты! – настаивал Полифем. – Не веришь – пойди и посмотри. Да вот, даже подходить не надо, вот, напротив!»

Мы одновременно посмотрели на особняк, некогда принадлежавший господину Лаомедонту. Два года назад, после ареста хозяина, в нем открыли стационарный пункт приема желудочного сока. Действительно, никто не входил и не выходил из дверей, а сбоку наклеено было какое-то объявление. Видимо, оно и извещало о закрытии.

«Да-а… – сказал Морфей, до сих пор молчавший. – То-то, я смотрю, Минотавр напился. Конечно. Пришел на работу – а тут, понимаешь…»

Полифем оживился.

«Ей-Богу? – спросил он. – Минотавр за старое взялся?» – «Вот, у Пана спроси, он его только что в участок отправил. Верно, Пан?»

Пандарей гордо кивнул. Мы снова посмотрели на пустующее здание. «Да, – вспомнил я, – а что это ты, Силен, вчера рассказывал о запасах хлеба?»

Силен сказал, что вчера он заходил в мэрию, насчет разрешения на строительство дачи за городом. И как раз, пока он ждал, вышел секретарь мэра, молодой господин Никострат, и сказал: «Что же, господа, положение не из лучших, боюсь, придется всем подтянуть пояса.» – «И все?» – с облегчением спросил я. – «Все. А что, мало?»

Нет, ну в самом деле! Нельзя так безответственно относиться к сказанному! Слов нет, очевидно, что фраза господина Никострата относится к экономическому положению в городе, а оно, в свою очередь, безусловно сказывается и на нашем состоянии. Но так же очевидно и то, что фразу молодого секретаря следует рассматривать как образное выражение и ни о каком голоде речи нет и в помине! Так я и попытался растолковать Силену. Меня неожиданно поддержал Япет.

«Это ты верно сказал, Феб, – заметил он, – это конечно. Они все говорят переносно. А переносить нам приходится».

Силен собрался было возражать, но тут на площадь медленно и бесшумно выехал длинный черный лимузин. Силен захлопнул рот и вытаращил глаза. Собственно, у всех у нас физиономии были изумленными. Даже у Пандарея.