Михаил Тырин - Заговор обреченных

Я стоял и отчаянно зевал, пока старшины сверялись с какими-то списками. Меня в них не было, поэтому мое имя пришлось дописать. Я подумал, что мог бы прикинуться валенком и не вставать с кровати – все равно почти никто не знал, что я курсант.

Потом меня познакомили с инструктором. Я увидел парня лет двадцати трех, которого мучил такой жестокий абстинентный синдром, что мое сердце заныло от жалости. Он смотрел на меня, и я видел, какие муки он сейчас испытывает. Похоже, он спал сегодня от силы час.

– Пошли, – сказал инструктор, и мы направились через парк к тренировочным площадкам.

Сегодня мне предстояло овладеть искусством управления яликом. Для этого служил длинный прямой пляж, где песок был ровным и мягким, хотя в некоторых местах со следами гари. Три поцарапанных и помятых ялика стояли под деревьями.

– Пробовал? – спросил инструктор.

– Было раз.

– Показывать надо?

– Нет.

– Тогда гоняй туда-сюда, пока не надоест. – И он без сил опустился в тени дерева. Покрасневшие глаза блаженно закрылись.

Я начал гонять. Сначала было интересно – то над морем со свистом промчишься, то над деревьями поднимешься. Впрочем, слишком высоко ялик не поднимался – был какой-то предел. Я так и не увидел Дом Линзы, хотя очень надеялся посмотреть на него с высоты.

Я подумал, что, пока инструктор отсыпается, я могу преспокойно сбежать с острова и угнать этот ялик куда угодно. Впрочем, куда? И сколько нужно топлива, чтоб добраться до ближайшего берега?

Наконец я оставил машину на прежнем месте и подошел к инструктору.

– Надоело? – спросил он, не открывая глаз.

– Вообще да.

– Ну, ложись рядом, спи.

Я так и сделал. И в самом деле уснул – не забывайте, что в общагу я вернулся под утро. Спать здесь было хорошо – с моря дул теплый ветерок, никто не беспокоил. Правда, с соседней площадки раздавались душераздирающие крики. Позже я узнал, что таким образом курсантов учат разговаривать с кузнечиками командным голосом. Вообще-то между собой кузнечики общались свистом, но понимали и громкий крик.

Вскоре инструктор толкнул меня в бок и сказал:

– Ну, пошли на обед.

Он выглядел чуть посвежевшим, хотя до богатырского здоровья ему было далековато. Мы пошли в столовую и откушали суп с луком и картошкой, который почему-то источал запах скипидара.

После обеда инструктор куда-то пропал, и я до вечера провалялся с книжкой на своей кровати.

С этого дня так и повелось – утром меня выгоняли на занятия, а вечером я занимался чем хотел.

Что касается занятий, то не всегда инструкторы были с похмелья и кое-чему меня все же научили. Я успел вволю пострелять из автомата, хотя так и не выяснил, как он работает. До тошноты накатался в ялике, в общих чертах изучил живую природу здешних мест и постарался запомнить, как процеживать воду из деревьев-шаров, как поджаривать на огне какие-то корешки и как укрываться на ночь от ядовитых тварей.

Я даже вызубрил несколько фраз на языке хвостатых. Меня научили говорить: «Иди сюда», «Пошел вон», «Заткнись» и «Заткнись, урод, а то зарежу». Инструктор уверял, что обычно этих фраз достаточно, чтобы поговорить с обезьяной на любую тему, даже о смысле жизни и строении Вселенной.

Еще меня пытались научить, как распознавать обманки и избегать их, но я ничего не понял. Мне показалось, что инструктор и сам совсем мало в этом соображал.

Если говорить о свободном времени, то его я проводил довольно однообразно. Или таскал книги из библиотеки, или шлялся по острову. Книг у меня под кроватью накопился целый склад, а вот знание местной топографии мало что дало.

Я нашел Дом Линзы. Оказалось, что это огромный участок, огороженный пятиметровым глухим забором. В заборе имелась дверца с окошечком, и иногда туда заходили Контролеры. Это все, что я выяснил.

По периметру забора шли высокие и мощные мачты, на них покоились большие красные шары, которые слабо светились по ночам. Мне с моим инженерным мышлением показалось, что это какие-то энергетические установки.

Как-то я стоял и от нечего делать прикидывал – можно ли с дерева перекинуть веревку на мачту и перебраться за забор. Но тут в заборе открылась дверца, вышел некто угрюмый и до зубов вооруженный. Он ничего не успел сказать – я и сам ушел.

Борю я больше не встречал, наверное, его не выпускали из-за забора. А может, его и в живых уже не было. Сам же говорил, что обреченный...

Однажды я возвращался с занятия по маскировке. Знал бы, что это такое – спрятался б от старшины еще с вечера. Меня привели к какому-то вонючему болоту и велели в нем спрятаться, чтоб инструктор меня не мог найти хотя бы в течение десяти минут. Мне ужасно не хотелось ложиться в грязную жижу, поэтому инструктор всякий раз находил меня с первого взгляда.

Наконец он махнул на меня рукой и сказал:

– Дело твое, парень. Попадешь под обстрел – учить будет некому.

На том мы и расстались. Я – грязный и уставший – шагал на обед по узкой песчаной косе, отделявшей полигон от острова. И вдруг увидел, что навстречу мне движется полковник.

Он нес два металлических ящика, похожих на осциллографы. Заметив меня, опустил их на землю и помахал рукой.

– Ты, кажется, историк, – сказал он, почесав за ушами.

– Как угодно, – смирился я.

– Да-да, мы же разговаривали о... О чем?

– О покорении Ермаком туманности Андромеды, – охотно напомнил я.

Он задумался, а потом сел на один из своих «осциллографов» и достал дощечку, на которую непостижимым образом заносил разные исторические факты. Я заметил, что его щеки и лоб покрывают большие желтоватые пятна, которых раньше не было.

– Вот! – воскликнул он. – Вспомнил, что мне требовалось узнать! Чем прославился Петр Первый?

– Ну как же! – радостно улыбнулся я. – Он же отменил обязательное ношение противогаза для мещанства.

– Любопытно, – качнул головой полковник.

«А то! – подумал я. – Знай наших!»

В эту минуту ветер донес какой-то визг. Я, повертев головой, заметил, что в полусотне метров от нас среди кустарника дерутся несколько кузнечиков.

Зрелище было жуткое. Словами не передать, надо видеть, как они бросались друг на друга, безжалостно били всеми своими лапами, грызлись и швырялись камнями. К ним уже бежали несколько старшин с длинными палками. На кончиках палок засверкали искры, кузнечики завизжали пуще прежнего и бросились врассыпную.

– Наших ребят тоже такими палками гоняют? – поинтересовался я.

– Для ваших ребят есть другие методы. Хлемы – очень дикий народ, а дикари хорошо понимают язык силы и язык боли.

– Хлемы?

– Вы зовете их кузнечиками, но это неверно. У хлемов нет ничего от насекомых. Они немножко птицы, немножко рептилии, но все это условно. По большому счету, это совсем особая биологическая форма. У вас нет ничего подобного.