Шеррилин Кеньон - Поцелуй ночи

— Мне не нравится смотреть на то, как кем-то играют или используют. Я знаю, что сейчас тебе больно. Знаю, что ты в ярости. Я это понимаю. У тебя есть полное право на каждую эмоцию, которая бьется внутри тебя. Но это еще не конец. Когда ты будешь готов, я отвечу на твой вопрос.

И ублюдок самым натуральным образом бросил трубку.

Вульф стоял и чувствовал себя преданным. Он хотел крови Эша, но больше всего крови Артемиды и Аполлона. Как смели они относиться к ним так, будто они были ничем.

Дверь в спальню открылась, и он увидел стоящую там Кассандру, ее брови были участливо нахмурены.

— Привет, — она выглядела очень усталой.

— Тебе следует быть в постели.

— И тебе. Я забеспокоилась, проснувшись и обнаружив, что ты ушел. Все нормально?

По какой-то причине все было прекрасно, когда она была рядом. И именно по этой причине ему было сейчас тяжело с ней находиться.

Он попробовал представить, как это будет, когда ему придется держать ее за руку, пока она будет стариться у него на глазах. Когда он будет смотреть, как она начнет рассыпаться в прах…

Боль настолько сильно пронзила его, что он только и смог, что не показать ее. Не закричать, пока его ярость не потрясет залы Олимпа.

Он хотел ее, хотел быть внутри нее настолько сильно, что он едва мог думать.

Но для этого слишком рано. Она все еще была нездорова после рождения его сына. И неважно, насколько сильно он хотел физического ощущения ее тела, он не будет таким эгоистичным.

Кассандра никак не ожидала, что Вульф подхватит ее и прижмет к стене за ее спиной. Его губы накрыли ее, и мужчина поцеловал ее с такой силой, словно у него больше никогда не будет другой возможности ее поцеловать.

Задыхаясь, она вдохнула запах своего древнего воина. Позволила ощущению его рук унести ее прочь из реальности, от того, что было неизбежно.

Она знала, что он в ней нуждался. Что он не допустит самого страшного. Об этом она тоже знала. Он был слишком силен, чтобы показать слабость. Или признать, что ему страшно, но как ему может не быть страшно?

Никто из них не знал, будет ли его сын человеком или Аполлитом. Предварительного теста было недостаточно. И пройдет еще целых три месяца, прежде чем они смогут снова проверить Эрика, чтобы посмотреть, какая ДНК у него превалирует.

Но каков бы ни был результат, Вульф останется один, чтобы следить за Эриком.

Вульф отпустил Кассандру.

Девушка взяла его за руку и повела обратно в спальню. Она усадила его на постель и заставила откинуться назад.

— Что это ты делаешь? — спросил он.

Она расстегнула его штаны.

— Думаю, что за все эти века ты мог бы и понять, когда женщина начинает тебя соблазнять, если видишь такое.

Его плоть выпрыгнула прямо ей в руки. Кассандра провела ладонью по всей длине его члена. Он был уже тверд и сочился влагой. Она исследовала самый кончик, позволяя влаге покрыть подушечки ее пальцев.

Вульф не мог дышать, глядя на нее. Он обхватил ладонями ее лицо, когда она склонилась над ним, чтобы дразнить своим сладким ртом.

Дыхание его ускорилось, он смотрел, как она пролизывает дорожку к кончику, пока ее рука нежно обхватывает его яички. Как же было прекрасно заниматься любовью с тем, кто его знал. С тем, кто помнил, как ему нравилось, чтобы до него дотрагивались и ласкали.

Тем, кто его помнил.

Веками до него дотрагивались только незнакомцы. И ни с кем он не чувствовал подобного. Никто не растопил холод внутри его сердца и никто не сделал его слабым.

Только Кассандра.

Кассандра ощущала, как он расслабляется с каждым ее нежным лизанием и сосанием.

Он кончил с яростным рыком.

Оказавшись полностью опустошенным и насытившимся, он просто лежал на постели, задыхаясь. Он не открывал глаз, пока она не оседлала его и не устроилась у него на груди. Его руки сжали ее, пока она слушала биение его сердца.

— Спасибо, — ласково сказал он, поглаживая ее волосы.

— Не за что. Тебе стало легче?

— Нет.

— Ну, я попыталась.

Он горьковато усмехнулся.

— Это не из-за тебя, любимая. В самом деле не из-за тебя.

Неожиданно Эрик проснулся и заплакал. Вульф застегнул штаны, пока Кассандра успокаивала ребенка, взяв его на руки.

Вульф смотрел, как она приподняла рубашку, чтобы покормить его малыша. В благоговейном трепете взирал он на них, и этот вид затронул самую его мужскую суть. Это были его жена и его сын.

Он ощущал себя рядом с ними первобытным. Защитником. Он убьет каждого, кто посмеет угрожать любому из них.

Он уселся обратно на кровать и обнял Кассандру, пока она кормила его сына.

— Этим утром мы начали замораживать мое грудное молоко, — тихо сказала Кассандра.

— Зачем?

— Для Эрика. Доктор Лакис сказала, что ему до шести месяцев скорей всего понадобится мое молоко. Аполлиты нашли способ консервировать его, поскольку слишком много женщин умирает до того, как детей отнимают от груди.

— Не надо, — шепнул он ей в спину, не в силах вынести мысли о ее смерти. — Я… я думал об этом. Много.

— И?

— Я хочу, чтобы ты стала Даймоном.

Она отклонилась назад, шокировано взглянув на него.

— Вульф? Ты серьезно?

— Да. Это имеет смысл. В этом случае…

— Я не могу этого сделать, — прервала она его.

— Уверен, что сможешь. Все, что тебе нужно сделать…

— Это убивать невинных, — она была в ужасе. — Я не могу.

— Фиби никого не убивает.

— Но она питается от кого-то, кто это делает, и ей приходиться пить его кровь. Ни за что, фу! Даже не учитывая того малюсенького факта, что у меня больше нет приспособления, чтобы сосать чью-то кровь. И последний, кого я могу укусить — это Уриан. А поскольку дела обстоят именно так, не стоит забывать о том, что ты и твоя компания тут же за мной погонитесь, стоит мне сделать хоть шаг из Элизии, чтобы начать за кем-то охоту.

— Они не будут, — подчеркнул он. — Я им не позволю. Я могу обеспечить тебе безопасность, Кассандра. Клянусь. Ты можешь оставаться со мной в подвале. Никто никогда и не узнает.

Ее черты расслабились. Она положила свою мягкую, теплую руку ему на щеку.

— Я буду знать, Вульф. Эрик будет знать. Крис…

— Пожалуйста, Кассандра, — умолял он ее, думая о докторе Лакис и о том, на что она была похожа. Как она постарела. Боли на ее лице. — Я не хочу, чтобы ты умерла. И особенно как…

— Я тоже не хочу, — сказала она, перебивая его. — Поверь этому.

— Тогда борись за меня. Борись за Эрика.

Она вздрогнула.

— Это так несправедливо. Я не хочу умирать. Не больше, чем ты хочешь, чтобы я умерла, но то, о чем ты просишь — невозможно. Это идет вразрез со всем, за что ты боролся и верил. Ты меня возненавидишь.

— Я никогда не смогу тебя возненавидеть.

Она недоверчиво покачала головой.

— Суды, занимающиеся бракоразводными делами, полны мужчин, которые думали также, когда женились. Что ты почувствуешь через год, после того как я возьму несколько невинных жизней?