Михаил Каришнев-Лубоцкий - Гнэльф

Савелий Кошкин и Гиви Гаидзе стояли на ступенях местного кафедрального собора и ожидали приезд свадебного кортежа (в этот день должен был венчаться один из приятелей Гаидзе). А внизу, на самой последней ступеньке, сидел пожилой солидный мужчина в золотых очках и дорогом костюме с кипой листовок в руках. Время от времени этот мужчина вскакивал с места и бросался догонять прохожих, норовя всучить им листовку и попутно прочитать душеспасительную проповедь. Некоторые прохожие брали клочки бумаги и выслушивали несвязные речи незнакомого проповедника, а кое-кто и посылал назойливого приставалу куда подальше. Выполнив свою миссию, пожилой гражданин возвращался к ступеням храма и на минуту присаживался отдохнуть, пока не обнаруживал очередную жертву и не кидался за нею, потрясая листовкой в руке.

– Бедняга явно помешанный, – сказал Кошкин Гаидзе, когда вдоволь насмотрелся на сизифов труд церковного дилетанта. – А жаль: он так похож на преуспевающего профессора!

– А он и есть профессор, – ответил Гиви и почему-то ухмыльнулся во весь рот. – Я его прекрасно знаю!

– Читать прохожим проповеди – его хобби?

Гаидзе замялся:

– Не совсем… Скорее, наказание…

– Церковное? – не отставал Савелий с расспросами.

– Нет… Это – длинная история, но если хочешь, я могу ее рассказать.

Возражать Кошкин не стал – он любил не только сам рассказывать разные истории, но и слушать их от других людей.

И Гиви начал рассказывать.

В лабораторию профессора Гейзеровского вход был разрешен только избранным. Ирочка Лапина входила в это число. Поэтому в то утро, когда закрутилась вся эта кутерьма, электронный аппарат, определив, что заявился «свой», дал команду открыть перед Ириной дверь в святая святых знаменитого ученого.

– Вы меня звали, Аркадий Борисович? – спросила Ирочка Лапина, подходя к большому столу, за которым восседал профессор.

– Да, Ирина Михайловна, да! – обрадовался Гейзеровский и любезно кивнул на свободное кресло. – Хочу посмотреть, кому из этих мужчин вы отдали бы предпочтение.

– Что вы имеете в виду? – Брови молодой женщины поднялись немного вверх.

– Ничего дурного, Ирина Михайловна, ничего дурного! Просто мне любопытно узнать, кто из этих кавалеров вам кажется симпатичнее других.

Профессор веером рассыпал по столу небольшие карточки с нарисованными на них мужскими портретами. Лица были разные: от рекламных белозубых красавцев до страшных уродцев, от одного взгляда на которых бросало в дрожь.

Чувствуя какой-то скрытый подвох, Ирина вытянула картинку с изображением смешного человечка, похожего на гнома из детской книжки.

– Мне нравится этот тип, Аркадий Борисович. Во всяком случае, о нем не скажешь, что он зауряден.

Профессор самодовольно рассмеялся:

– А мне понравился ваш выбор! Этот тип – плод моей фантазии. Это – гнэльф. Я так назвал его, занимаясь на досуге рисованием. Что-то среднее между гномом и эльфом.

– Вы стали заниматься живописью?

– Нет, Ирина Михайловна, нет! Я занимаюсь тем же, чем мы занимались с вами все эти два года – биороботами. А это… – Гейзеровский посмотрел на портрет забавного гнэльфа, – это – шутка уставшего от серьезных дел чудака. Вы свободны, Ирина Михайловна, спасибо, что зашли.

Ирочка поднялась из кресла, пошла к выходу. У дверей остановилась и, повернувшись лицом к профессору, сказала с грустью:

– Привезли нового пациента с тяжелыми травмами… Молодой артист, подававший надежды…

– Вы сняли с его мозга информацию?

– Пока еще нет. Пациента готовят к операции.

– Операцию сделаю я сам. Вы будете мне ассистировать.

– Хорошо, Аркадий Борисович.

– Тогда – в операционную! – Профессор бросил картинку с портретом гнэльфа на стол и резко поднялся из кресла. – Спасти молодого артиста, да еще подающего большие надежды, наш долг!

Закончив операцию, профессор Гейзеровский отдал инструмент медицинской сестре и распорядился:

– Прежде чем вы его увезете в палату, мне будет нужно сделать еще одну процедуру. Ирина Михайловна, доставьте больного в мою лабораторию.

– Прямо сейчас?

– Не люблю тянуть! – улыбнулся Аркадий Борисович.

Санитары переложили безжизненное тело Глеба Кудашева с операционного стола на специальную тележку и покатили ее следом за Ириной Лапиной.

Когда бравые молодчики в болотного цвета халатах молча вышли из лаборатории, профессор сказал своей верной помощнице:

– Ирина Михайловна, мне нужно, чтобы вы записали информацию мозга этого парня. Чем скорее вы это сделаете, тем будет лучше.

Ирочка послушно стала присоединять проводки с датчиками к голове пациента.

– У Глеба Кудашева было сильное сотрясение, – сказала она, оглядываясь на профессора, колдующего над приборами. – Надеюсь, это не повлияет на запись?

– Я введу нейрофильтры, и все будет о, кей.

Гейзеровский нажал клавишу на одном из приборов, и в нем медленно стал вращаться серебристый диск.

– Как вы считаете, Аркадий Борисович, этот парень выкарабкается? – поинтересовалась Ирочка.

Седовласый ученый пожал плечами:

– Я не волшебник… У него есть шансы, а это немало.

Профессор снова нажал на клавишу, и вращение диска прекратилось.

– Готово! Теперь пусть отвезут бедолагу в его палату и не оставляют ни на минуту без присмотра.

Гейзеровский открыл прибор, взял в руки серебристый диск и, полюбовавшись на него, бережно вложил в яркий конверт. Затем что-то быстро написал на конверте и запер его в свой сейф.

Был уже поздний вечер, но профессор и не собирался ехать домой. Напротив, он увлеченно продолжал работать. С помощью компьютера он вывел на мониторе изображение гнэльфа. Улыбаясь собственной проделке ученого-шутника, он еще чуть-чуть оттопырил уши своему забавному созданию, слегка утолстил, и без того напоминающий небольшой помидорчик, нос, распушил довольно густые брови и сделал курчавыми рыжую бороду и шевелюру на голове.

– Теперь возьмемся за другие детали… – прошептал Аркадий Борисович и начал выводить на мониторе туловище и конечности забавного существа. Отличное знание анатомии не помешало ему нарушить пропорции: голова оказалась довольно крупной по отношению к туловищу.

Когда гнэльф был полностью готов, Гейзеровский скрестил его руки на гениталиях и, откинувшись в кресле, принялся любоваться на свое творение. Потом встал и включил несколько приборов. Из большого холодильника вынул полиэтиленовый пакет и высыпал из него какое-то мучнистое вещество в продолговатый выдвижной ящик, сделанный из органического стекла. Присоединил к ящику резиновые трубки, идущие от приборов, и задвинул его обратно в агрегат.