Макс Фрай - Секреты и сокровища

Тут он вспомнил еще кое-что из ночного приключения. Ему явился дух атуссина, такой весь светящийся фосфоресцирующим светом и при виде его Сергей тоже стал испускать сияние. И дух сказал ему: «Обрати внимание, откуда у тебя выходит излучение». Сергей прислушался к себе и понял, что из середины лба. Дух ему сказал: «Теперь ты сам сможешь всегда вызвать это состояние. И тогда тебе все будет удаваться». Это был самый важный урок, а он его забыл.

Сергей достал тетрадку, чтоб зафиксировать и тут же понял, что это глубоко лично, и если кому-то передать это знание, даже просто записать, оно потеряет силу. Он снова закрыл глаза и сосредоточился. Минуты через две из центра лба действительно полился свет, как будто он включил внутри черепной коробки маленькую лампочку, скорее даже фонарик в глубокой тьме — судя по интенсивности света и дальности его распространения. Гордый собой, Сергей решился еще на один подвиг. Он не будет садиться в трамвай, а доберется до метро пешком, благо идти минут десять.

Свет продолжал гореть, душа пела. Сергей не заметил, как оказался вдруг у Преображенки. И тут дали о себе знать первые издержки на пути к просветлению. Выбор был поставлен однозначно: или платить за вход, или погасить свет, идущий изнутри. То есть он каким-то безошибочным чутьем угадал, что если сейчас прошмыгнет бесплатно мимо контролерши, что собирался сделать автоматически, источник потухнет, и зажечь его второй раз будет намного труднее, если вообще удастся. Немного поколебавшись, встал в очередь за билетом. Сев уже в вагон, искренне похвалил себя за решение — слишком хорошо помнилось, как выглядели лица в подземке без этого дополнительного освещения.

Весь дальнейший путь, включая переход на пересадку, он забавлялся за метаморфозами внешнего вида пассажиров, возникающими при манипулировании внутренним выключателем. Заодно потренировался в управлении.

До работы он доехал уже в двенадцатом часу, поэтому буквально влетел в редакцию, сбив с ног тетю — забыл как зовут — уборщицу.

— Носятся, как черти, мать вашу, пожар, что ли, приключился! — отреагировала та.

— Простите, пожалуйста, любезно, очень перед вами виноват, — смиренно проговорил Сергей с высоты своего нового духовного совершенства. И получил в ответ:

— У, идолы, дармоеды, горбатишься тут с утра до вечера, а им лишь бы насмешничать над честным человеком!

Сергей не позволил своему настроению испортиться, но все же успел подумать: «С начальством небось не так разговаривает, юлит перед ним. А я для нее последняя грязь на социальной лестнице. Правду говорят, подлый люд».

Но он уже заворачивал к комнате главного редактора. Как он и надеялся, там еще никого не было. Наверняка Инга за ночь написала ему письмо. Сегодня с утра все приметы указывали, что письмо должно быть. На трепетность ожидания нисколько не влиял тот факт, что письма приходили практически ежедневно — каждый раз Сергей радовался им как чуду. Иногда он с ужасом чувствовал, что они стали ему жизненно необходимы.

Он быстро включил компьютер и набрал пароль для входа в сеть. Сергей сумел выведать и знал наизусть интернетовские пароли всех учреждений, в которых приходилось бывать в качестве курьера этого издательства и ни разу еще не напутал. Так и есть, ему пришло новое письмо. Сергей принялся жадно читать.

Инга — немного о пустяках — 18.03.02–01.54

Дорогой Денис!

Порой, когда у меня бессонница, как сейчас, мне бывает так жаль, что я не могу с тобой общаться (! Я понимаю, что ты должен дежурить в больнице и не можешь отвлекаться от работы, от своих пациентов, но так странно знать, что ты в это время тоже не спишь. Но строчки, которые выплывают на экране моего компа, мерцающем нездешним светом в совершенно темной комнате — по ночам я иногда пишу в полной темноте, так легче проникать в щель между мирами, — что строчки, полные моих ночных страхов, моих надежд и видений, которые через несколько минут окажутся в твоем мейл-боксе, ты сможешь увидеть только на следующий день… Но ничего, я знаю, что ты тоже не спишь, и может, именно в эту минуту спасаешь кому-то жизнь, поэтому буду писать, как будто разговариваю с тобой. Сейчас мне думается о времени, которое нас объединяет в эту минуту. Из чего оно состоит время, ты когда-нибудь задумывался? Быть может, тебе покажется странным, что такой вопрос задает студентка философского факультета, но знаешь, по ночам, когда смещаются все координаты, и во власть вступают тени, что такое философия — эта наука для дневного света? Философские категории времени ночью неуместны, они звучат как мерная дробь барабана, сопровождающая ангельское пение. Ночью комната наполняется фосфоресцирующими пятнами — от экрана компьютера идет голубой отсвет, от электронных часов — зеленый, выключенные телевизор и видеомагнитофон полыхают красными огоньками и я кажусь себе участницей тайной мессы, на которую слетятся скоро все ведьмы и мне немножко страшно. Мне кажется, что какая-то часть меня помнит, что она в чем-то таком когда-то участвовала. Ты помнишь, я тебе писала, что выкрасила волосы в красный цвет и вызвала гнев своих родителей. Что это, если не тайное желание походить на свой внутренний образ? И еще моя необъяснимая любовь ко всяким баночкам-скляночкам, я тебе рассказывала, что я их коллекционирую? А может, мне надо было стать врачом, как ты, или химиком? Что-то в моей жизни не в порядке, и я не могу объяснить — что. Дорогой Денис, наверное тебе в твои тридцать лет все написанное мной кажется глупыми бреднями двадцатилетней девчонки? Мне каждый раз кажется, что тебе скоро наскучат мои глупые рассуждения. Ты занят таким серьезным делом, а у меня какие-то глупые переживания(Не буду испытывать больше твое терпение и пойду спать(Завтра рано вставать на занятия.

Удачи. Инга

Сергей взглянул на часы — двадцать минут двенадцатого, значит, у них в Германии двадцать минут десятого. Она, скорей всего, на занятиях в университете, но днем должна вернуться. Пока никого нет, можно успеть написать ей письмо.

Денис Re: немного о пустяках 18.03.02–11.23

Дорогая Инга!

Как приятно читать твои письма! Наверное со временем из тебя получится неплохая писательница. Ты так тонко подмечаешь детали, видишь все обыденное с новой точки зрения. И твое философское образование тебе в этом только поможет. Вот Ницше — он философ, но он еще и замечательный поэт. «Заратустра» — это ведь целая поэма. И Гете был поэтом и философом одновременно. Тебя питает, наверное, сам воздух Германии, у тебя действительно наряду с философской жилкой уживается поэтическая. И не называй себя глупой — я уже понял, что обычное дамское кокетство тебе несвойственно, и все, что ты говоришь, ты действительно подразумеваешь, поэтому со всей серьезностью тебе отвечаю — те замечательные куски, которые ты цитировала из Канта, Керкегора, Штейнера, свидетельствуют не только о твоем хорошем вкусе, но и глубоком понимании сути вещей. Скажу тебе больше — в твоем возрасте я еще так много не знал и этими проблемами не интересовался. Только работа в больнице заставила меня о многом задуматься. Но, к сожалению, она оставляет мало времени для обширного чтения. После ночного дежурства особенно — хочется растянуться на кушетке перед телевизором и посмотреть по видео какой-нибудь легкий боевик или почитать детективный роман, но только не отечественный. A pro po — начала ли ты читать Кастанеду, которого я тебе советовал? Некоторые тугодумы считают, что он занимается пропагандой наркотиков, но ты, как умная девочка, все правильно поймешь, там ничего подобного нет, и его книги очень помогают в понимании мироустройства. Не думаю, что вам в университете его включат в обязательную программу, поэтому и написал тебе особо о нем. А насчет твоих переживаний — скажу тебе откровенно — порой меня мучают аналогичные мысли — не слишком ли я стар и занудлив для тебя? Но поскольку ты всегда проявляешь такой неподдельный интерес к моей работе, опишу тебе и нынешнее дежурство. Мне страшно представить, что было бы, если бы ты не интересовалась этим — у меня теперь появилась настоятельная потребность рассказывать тебе о каждой прожитой минуте. Сегодня ночью дежурство оказалось не из легких. Пришлось даже срочно прооперировать — ночью привезли девочку 13 лет, с периферийным цианозом конечностей. Холодный пот, тахикардия при нормальной температуре тела, тошнота, низкое артериальное давление — все указывало на серьезность случая. Пальпация живота обнаружила разлитую болезненность по всей нижней его половине. Симптомы раздражения брюшины были выражены в разной степени. Напряжение мышц брюшной стенки отсутствовало, при мануальном исследовании была определена нормальных размеров матка, правый яичник резко болезненный. В клиническом анализе крови преобладала картина анемии. Была срочно проведена лапароскопия — в брюшную полость накачивается кислород и вводится лампочка — и была обнаружена апоплексия яичника, анемическая форма. В связи с этим было произведено ушивание и устранение очага кровотечения. Затем меня пригласили в отделение сосудистой хирургии. Больной пошел в туалет и сестра обнаружила его лежащим в коридоре — синие губы, отсутствовал пульс на периферических артериях, не было дыхания. Я произвел массаж сердца и сделал искусственное дыхание. Состояние не изменилось. Тогда ввел адреналин — 1 мг внутрисердечно, пять минут подождал — никаких результатов, я думал, что уже теряю пациента. Повторил процедуру, поднял дозу до 5 мг. Пульс не проявился. Тогда провел дефибриляцию -200 дж. Асистолия оставалась. Еще раз 200дж. Потом 360дж. Появились слабые сердечные сокращения. Я с облегчением вытер пот со лба. Вернее, это сделала сестра за меня, до этого мы все боялись за жизнь пациента. Тогда я ввел еще препарат натрия и больного отвезли в реанимационное отделение. Хотел бы тебе после всех этих подвигов сказать, что дежурство прошло удачно, но, увы, грустное известие — умерла та старушка, о которой я тебе писал, та, у которой были проблемы с сыном. Я зашел, как обычно, с ней поболтать, зная, что, страдая бессонницей, она мои дежурства ждет с нетерпением — никто с ней больше не разговаривает. Она мне заметно обрадовалась, мы поболтали о пустяках, как всегда ничего не значащих, затем перешли на погоду, она спросила: «Мне нужно завтра на процедуры, доктор?» Я сказал, что не смотрел в карту, но скорей всего — да, и она закрыла глаза. Я решил, что она засыпает и собрался уходить, но тут больная испустила такой характерный вздох. Я подбежал к ней — но было уже поздно, сердце остановилось. Я не стал производить никаких дефибриляций — все равно бы сердце не выдержало. Я тихо прочитал над ней молитву и пошел звать сестру. И знаешь, опять наблюдал чудо — как благостно преобразилось ее лицо после смерти, когда из макушки начинает выходить энергия. Правда, нахождение при умирающих очень очищает. Надеюсь, мои слова не звучат для тебя кощунственно.