Джон Варли - Тысячелетие

— Он дышит?

— Не пойму.

— Да, он дышит. Его просто парализовало.

— Тогда он может нас слышать.

Манди с Тони отпрянули назад.

— Ну и хрен с ним! — заорала я. И продолжила потише:- Если он нас слышит, наше шито-крыто уже накрылось.

— И все-таки не стоит осложнять положение еще больше, — заметила Манди.

Что ж, она была права. Мы все дали задний ход и сблизили головы.

— Глаза у него открыты или нет? — спросила я.

— Открыты, — ответил Тони. — Я уверен, что он меня видел.

— Что здесь произошло, как по-вашему?

Мы внимательно осмотрели натюрморт и вскоре восстановили последовательность событий.

Смит лежал на спине, раскинув ноги. Одна нога, прямая, заброшена на другую, слегка согнутую в колене. Та, что согнута, затечет и будет адски болеть, когда он снова сможет двигаться. Парализатор валялся в нескольких футах от вытянутой в сторону левой руки. Рядом с правой рукой- складной армейский нож с длинным лезвием.

Минору изложил сценарий происшедшего вслух.

— Он пришел сюда раньше нас. Нашел парализатор. Мы же видели оружие в сканерах: в нем был красный свет. Утечка энергии. Смит, наверное, тоже заметил его. Вытащил нож, начал ковыряться во внутренностях и что-то закоротил. Оружие, похоже, было повреждено настолько, что луч утратил направленность. Повезло еще, что рычажок стоит на отметке «парализовать». Иначе перед нами мог бы оказаться труп.

— Не хочу больше слышать никаких «мог бы», — сказала я. — Он мог бы прийти сюда, как предполагалось, в 23.30. Какого черта он тут делает? Почему он оказался в ангаре раньше нас?

— Вернемся домой — там разберемся.

— А сейчас как быть? Забрать парализатор?

Я задумалась. Вред уже причинен, но мы пришли сюда, чтобы забрать с собой оружие, и раз уж… Я подняла парализатор с пола, открыла и удостоверилась, что он полностью разряжен. Поэтому наши детекторы и не смогли его обнаружить.

— Мы его забираем. — Я взглянула на часы. — Черт! Мы проболтали уже пятнадцать минут. Ворота появятся через двадцать. Пора отваливать!

— С него пот градом льет.

Я осветила тело фонариком. Тони был прав. Скоро мистер Смит будет лежать в луже. Я попыталась представить себе, что он сейчас чувствует. Нас он видел лишь мельком, но этого вполне достаточно, чтобы напугать человека до полусмерти. Услышать ему тоже вряд ли много чего удалось.

И все-таки, как ни крути, а мы казались ему исчадиями ада, не иначе.

Но что я могла поделать? Ничего. Я жестами послала свою команду обратно в северо-западный угол ангара.

Я даже прошла за ними метров двадцать.

А потом обнаружила, что стою на месте. Не помню, когда я остановилась. Ощущение было такое, будто воздух сгустился стеной и не пускает меня вперед. Я хотела идти дальше- и не могла. Я повернулась и побежала назад, к нему.

Он не шевелился. Я встала на колени, склонилась так, чтобы он мог меня видеть. В этой черной физиономии он все равно не узнает служащую «Юнайтед», с которой мельком столкнулся почти два дня назад.

— Смит, — проговорила я. — Вы меня не знаете. Я не могу сказать вам, кто я. Но с вами все будет в порядке. Вы просто временно парализованы. Вы вмешались в процесс, которого не пони… — Стоп, Луиза, сказала я себе. Ты слишком много болтаешь. А «не слишком много»- это сколько? И зачем я вообще с ним разговариваю?

Пот с меня лил к тому времени ручьями не хуже, чем с него.

— Я хотела… Смит, вы представляете угрозу для проекта, значимость которого даже вообразить не можете. Забудьте обо всем, что вы видели.

Господи Иисусе! Как он сможет забыть? Я сама смогла бы? А вы?

— Если вы не перестанете вмешиваться, парадокс неизбежен.

Я внезапно вся похолодела. Я знала, о чем он подумал.

— Нет, нет! Мы тут ни при чем! Вы думаете, что мы подстроили аварию, но это не так, клянусь вам, самолеты сами…

Черт! Я должна заткнуться, я и так уже сказала больше, чем нужно. Мне почудилось, будто у него дрогнул краешек рта, но, наверное, просто разыгралось воображение. Медленное колыхание грудной клетки и потоки пота- вот и все признаки жизни.

Все, к чему я прикасаюсь, тут же превращается в дерьмо. Вы не поверите, но совсем недавно я была первоклассным работником.

Я отвернулась и побежала к своим.

Точно в срок появились Ворота, и мы все четверо шагнули в будущее.

Мы обменялись взаимными оскорблениями. Я всласть наорала на Лоренса с Мартином, издеваясь над их чудесным умением прогнозировать. Помнится, я вопила, что лучше буду гадать на кофейной гуще или хрустальном шарике. Меня переполняло сознание собственной правоты: на сей раз не я завалила операцию. Нам сказали, что Смит не появится в ангаре до 23.30. О своем кратком монологе у изголовья парализованного я благоразумно умолчала. Мои спутники тоже не проронили ни слова. То есть, они, конечно, не знали, чего я ему там наговорила, но не заметить моего возвращения к Смиту не могли.

Толку от моих воплей не было никакого, если не считать некоторого морального облегчения. Я прекрасно понимала, как понимали и все остальные, что данные, полученные перед вылазкой, были недостоверны из-за хаотического состояния временного потока. Впредь мы уже не сможем безоговорочно полагаться на информацию сканеров.

И вновь за время моего отсутствия произошли перемены.

Едва мы шагнули через Ворота и ушли в прошлое, как во временных сканерах вдруг наступило прояснение. Белые пятна частично рассосались, и операторы смогли увидеть то, что было ранее от них сокрыто. Так, например, они увидели, что Смит вошел в ангар в 22.30. Они узрели даже, как он нашел парализатор и принялся в нем ковыряться. Дурак несчастный! В общем, все происходило в полном соответствии с описанием Минору. И, само собой, звать нас назад было уже поздно.

Мартин чуть не сдвинулся, пытаясь понять, почему сдвигается темпоральная цензура. Я ничем не могла ему помочь: теоретик из меня никудышный. Но если вас интересует мое мнение, то, по-моему, Всевышний просто решил над нами подшутить. Вот уж у кого свободы воли- завались!

И опять переменился Шерман. Рот у него стал куда натуральнее прежнего, а над ним появился нос. За человека Шермана по-прежнему не примешь, даже в темном переулке, но гуманоид из него получился интересный.

Я не могла оторвать взгляда от его рта. И в конце концов убедила себя: никакого сходства. Только перепуганная до смерти, одержимая навязчивой идеей, сверхбдительная и эмоционально истощенная зомби могла увидеть кривую усмешку на этом пластиковом лице.

Окно «Б» ни у кого, кроме меня, не вызывало ни малейшего энтузиазма. А поскольку я так никому и не открыла причины своего страха перед окном «В», то отстаивать свои позиции мне было трудно. Все посматривали на Шермана, ожидая указаний. Он помалкивал.