Селия Фридман - Восход черного солнца

"Я промахнулся", - думал он угрюмо, вспоминая тело Сензи. Не смерть человека беспокоила его, эта жизнь так же не имела значения, как и любая другая; и в другом месте, в другое время он мог бы раздавить ее сам, испытав не больше волнения, чем если бы раздавил комара. Нет - угнетал его тот простой факт, что его, Джеральда Тарранта, обвели вокруг пальца. Обманули. Его собственное Творение обернули против него же, а он даже не почувствовал. Вот что жгло его больше, чем свет Домины, больше, чем наступающий день.

"Тебе придется умереть, враг мой, и не самым приятным образом. Я тебе это обещаю".

Он рыскал по земле глазами посвященного, читая потоки, текущие внизу. Отыскать обычные пещеры было нетрудно; завихрения, что возникали над ними, делали их видимыми, подобно скалам в бегущей воде, и он легко определял их свойства - размер и приблизительные очертания. Но на этот раз его интересовало другое. Может, густые испарения, может, изменчивая рябь над пещерами особого рода, над подземной путаницей ходов, вырытых не природой, но ракхами.

И как раз когда нижний край неба окрасился запретным для него золотом, как раз когда он понял, что должен укрыться без промедления, и плевать, достигнута цель или нет, он увидел это. Его внимание привлекла полость в земле. Он снизился и разглядел место вблизи. Да! Вот оно.

Неповторимый узор земного Фэа отмечал западный склон горы под ним, последовательность кругов и завихрений слишком напоминала рукотворную схему, чтоб быть естественной. Вид у туннелей был такой, как будто они совсем одинаковы. Он осмотрелся, увидел и другие склоны с тем же рисунком; целый район, должно быть, был продырявлен, как сыр. Он переборол порыв исследовать дальше и ринулся к земле, высматривая укрытие. Его мышцы уже горели в лучах рассвета; над ним уже гасли звезды Обода. Он быстро проверил землю внизу, выискивая какие-нибудь признаки присутствия врага; нет, ничего такого не было. Наконец, убедившись, что кругом безопасно - по крайней мере, сейчас, - он дал потоку подхватить себя. Дал своей плоти раствориться в нем, так что только вера теперь поддерживала искру его жизни. Это было ужасно, и ужас нисколько не уменьшился за многие годы, что он практиковался в этом искусстве. И уж никак не делалось легче в ракханских потоках, где сложно поддерживать даже простое Творение, много более легкое, чем это, смертельно трудное. Но надо делать то, чего требует выживание. Другого пути нет.

Изменение истощило его последние силы, и поскольку людей здесь не было, он позволил себе обессилеть, он безрассудно тратил драгоценные секунды, он потворствовал себе, наслаждаясь блаженством полного изнеможения. Он страшно уставал по ночам, вынужденный поддерживать силы с помощью примитивных ракхов, а иной раз и еще более примитивных существ. Если бы он использовал собственную силу, а не собирал ее вокруг, ему давным-давно пришлось бы перестать Творить. Люди понятия не имеют, как это путешествие изматывает его - и, черт их возьми, не собираются понимать. Разумеется, он не боится. Уж никак не этого наглого, надутого дурака-священника. Это больше вопрос... гордости. Упрямства. И безусловно, самозащиты.

"Но все это тебе ничем не поможет, если ты останешься снаружи после рассвета".

Он изучал узор земного Фэа, который показывал что-то вроде входа. Рядом начинались туннели, так почему бы здесь не быть отверстию? Он искал целую минуту, применив все свое искусство и всю силу, и наконец нашел. Очень вовремя. Первые жгучие копья восходящего солнца уже пронзили небо, и западные пики загорелись предупреждающим огнем. Даже этого отраженного света было достаточно, чтобы сжечь его, и он чувствовал, что его незащищенная кожа краснеет и шелушится, но он уже раздвигал спутанные заросли, что скрывали вход в туннели ракхене. Как нельзя более вовремя он прополз внутрь. И пробрался туда, где за большой выступающей глыбой начиналась настоящая тьма. Здесь он и отдыхал, пока рассвет медленно заливал покинутую им долину и устье пещеры за его спиной.

"Валяешь дурака, Охотник". Он пощупал кожу на лице, почувствовал под пальцами, как лопается волдырь. "Дьявольски близко". Над ним сомкнулась прохладная тьма. Совершенно черная, ласковая и освежающая; целительная власть абсолютного бессветия. Первый раз после Творения, вызвавшего одержимость Сиани, он почувствовал что-то сходное с оптимизмом. И когда часть его сил вернулась к нему - не вся, что уж там, но достаточно, - он оттолкнулся от скалы и стал пробираться в темный лабиринт.

И скоро темное Фэа стало собираться вокруг его ног, подземная энергия потрескивала и гудела. Эта песня была нежной симфонией в сравнении с ревущей какофонией дневного света, и он с облегчением впитывал изысканную гармонию потоков. За спиной в трещины и дыры с грохотом ломился день, но свет - и звук - не могли вторгнуться так далеко. Он облегченно вздохнул, зная, что теперь наконец в безопасности. И полез дальше, в древнее логово Потерянных.

Подземные ракхи поселились в системе пересекающихся ходов, изменяя природную схему, только если была необходимость. Крупные пещеры остались в точности такими, какими изваяла их природа, - сводчатые храмы, залы, за миллионы лет эрозии покрывшиеся известняковыми осадками. А вот пересекавшиеся ходы явно были расширены, и следы зубила остались на камнях там, где потолок и стены стесывались ради удобства прохода. Но нигде никаких признаков нынешних обитателей. Таррант нашел один-единственный след - тонкое лезвие ножа, сделанного из осколка обсидиана, - но оно валялось на полу под таким толстым слоем известняковой пыли, что, похоже, пролежало здесь несколько веков.

"Вот наконец отличное место для отдыха. А он-то мне и нужен". Отоспаться в безопасном месте - значит получить хороший шанс восстановить себя, а ему это было отчаянно необходимо. Когда тьма залечит его раны, у него будет время осмотреться.

Внезапно позади него раздался шорох. Слабый шепот, словно шелест шелкового платья. Но этого было достаточно. Он ведь Видел, что здесь, в этих пещерах, не было ничего живого, иначе никогда не стал бы искать здесь убежища. Он напряг силы для Творения, истратил драгоценную секунду, чтоб связать внешнюю энергию своей волей, потом обернулся...

И замер. Только на миг - но этого хватило. Его сосредоточение разбилось вдребезги. Фэа, которое он связал, вырвалось из-под его власти и рассеялось бесформенным облаком. В одно мгновение, в одно кошмарное мгновение он понял, как близка, как велика опасность, и выхватил меч в последней попытке спастись; холодный огонь вырвался из заговоренной стали, заливая пещеру ледяным светом.

А она ступила вперед. Безупречно прекрасная, как была в тот день, когда он убил ее. Золотисто-рыжие волосы разливались по ее плечам, как светлая заря; теплая кожа и нежный румянец бросали вызов тусклому свечению Фэа. Алмея... Этого не может быть. Этого нет. Мертвые не возвращаются, если Смерть призывает их; скорее всего это Посланец, без памяти и души, принявший ее образ, чтобы добраться до него. Или демон, с какой-то особенно мрачной целью. Он попытался шевельнуться, ударить, но было уже слишком поздно, он прочитал это в ее глазах. Как только он сделал первое движение, она немедленно среагировала. Нежные руки повернули и наклонили предмет, поверхность которого от этого легкого перемещения вспыхнула пурпурно-голубым. Зеркало. Как раз когда он поднял меч, оно, приняв нужное положение, поймало и удержало на месте тонкий лучик, который как-то пробился сквозь трещину в скалах...