Селия Фридман - Время истинной ночи

И, завершив все эти объяснения, он решился задать вопрос о приливной Фэа. Впервые за все время с тех пор, как они покинули землю ракхов, он осмелился задать этот вопрос напрямую. Он не был уверен и сейчас, что Хессет правильно поймет его, - в прошлом она встречала подобные расспросы с нескрываемой враждебностью, но хотя ракханка и теперь на какое-то время погрузилась в молчание, он понял, что произошло это вовсе не из-за того, что она оскорблена его вопросом, а потому, что пытается подыскать слова для того, чтобы описать нечто, не поддающееся описанию.

- Это подобно сердцебиению, - в конце концов сказала она. - Как будто бьется сердце всего мира - очень медленно и очень громко. Иногда, когда мне хочется совершить Творение, я ощущаю, как кровь планеты протекает сквозь все на свете: сквозь небо и землю, сквозь меня, и моя мысль оказывает воздействие на эти потоки, как бы формируя их... а иногда мир безмолвен - и ничего не удается сформировать. Вообще ничего. И никогда не знаешь заранее, как повернется дело на этот раз. Ничего никогда не бывает предсказуемо. Потому что - хоть и говорю я о сердцебиении - речь идет не об одном ударе, а о многих тысячах, и решающее значение имеет ритм... включая биение моего собственного пульса. И все остальные ритмы моего тела. Понимаешь? Так трудно объяснить то, над чем сама даже не задумываешься. То, что люди не воспринимают.

- А ты видишь это в какой-нибудь определенной форме?

- Иногда. Вспышка света, если несколько ударов прозвучат одновременно. Ослепительная, как молния, если задействовано много энергии. Иногда пламенем охватывает все небо - но лишь на мгновение, - как будто весь мир превратился в разбитый стеклянный сосуд и на каждой грани и призме вспыхивает сияние. Этот свет разбивается на тысячи цветов и оттенков. И это так красиво... - Она закрыла глаза, припоминая. - Но это может быть и опасным. Я знала по меньшей мере одну ракханку, охотившуюся, когда пульсировало приливное Фэа... Свет ослепил ее - и в тот же миг она из охотницы превратилась в добычу... так что мы стараемся этим не пользоваться... стараемся этого не замечать... Это, понимаешь, вопрос выживания.

Он тихо спросил:

- И тебе это удается?

Хессет улыбнулась:

- По большей части. Но это так красиво. А именно этому мы и научились у людей: испытывать потребность в прекрасном. - Говоря, она начертила когтем на земле рисунок, представляющий собой круг, вписанный в круг, вписанный в круг, и так далее. - И это часть того, что отличает в нашем племени самцов от самок. И наоборот. Решающее различие, как бы вы это сформулировали. Она посмотрела ему в глаза. - А ваши женщины этого не воспринимают?

- Таррант говорил, что иногда кое-кто из них с трудом воспринимает. А мужчины видят порой на мгновение - и не более того.

- У вас это колдовство. - Она грустно покачала головой. - Вы, люди, такие чужие в этом мире. Приходите и начинаете перестраивать его, и даже наши собственные тела лепите заново, будто они из глины, и буквально на каждом шагу и при каждом вздохе порождаете тысячи самых невероятных чудовищ... но вы здесь так и не прижились. После всех этих лет. Вы живете на нашей планете, но вы так и не стали ее частью.

- Это верно, - пробормотал он. - Что уж там говорить.

Дни в переходах, ночи на привалах. Роскошный распорядок, хотя и возможный только в отсутствие Тарранта. На третью ночь настала - пусть и всего на пять минут - истинная тьма. Та, в которой солнце, звезды и все три луны заходят за саму планету. Дэмьен подумал: "А уж не воспользуется ли Таррант этим редкостным феноменом?" Истинная ночь означала для большинства людей пору беспредельного ужаса, ибо в такой тьме возникают и воплощаются в жизнь самые кромешные, самые гибельные фантазии, но для Охотника она знаменовала собой время подлинного могущества и колоссального потенциала. "Возможно, - подумал Дэмьен, рассекая пополам мелкую гадину, порожденную во тьме земной Фэа, - Таррант сумеет распорядиться этим временем так, чтобы наложить руки на того, или на ту, или на то, по чью душу они сюда прибыли". Бог знает, насколько пригодилась бы любая полученная им таким образом информация.

На третий день они перевалили через последнюю горную гряду и наконец увидели саму долину. Огромная, мрачная, таинственная, она не походила ни на что из виденного ими ранее. Он привык к долинам, уютно расположившимся в своего рода колыбели посреди окружающих гор, к плоским плато, которыми рано или поздно заканчиваются любые хребты. Но здесь его взору предстало нечто совершенно иное. Выглядело все так, будто земля внезапно треснула пополам - и между скалистыми горами, которые они только что миновали, и высокими гранитными пиками на восточной стороне возник глубокий разлом может быть, на уровне моря или того ниже, - со стенами, настолько крутыми, что спуск по ним представлялся чрезвычайно трудным делом, а дно ущелья терялось в тени гор и было вдобавок скрыто от взгляда пышными кронами деревьев. Белый туман застилал, казалось, всю долину, свиваясь возле верхушек деревьев подобно белым змеям. Позднее послеполуденное солнце практически не проникало сквозь толщу этого тумана, сияя, вместо этого, в той стороне, где высились голые гранитные скалы, так что вершины утесов, казалось, были охвачены пламенем, глубины же ущелья по контрасту становились от этого еще темнее. В течение дня, должно быть, всего несколько часов солнце светило прямо в ущелье, но даже тогда густой туман оставался непроницаем, как накинутый на гигантскую долину саван.

В эти часы было еще довольно тепло, и тем не менее Дэмьен почувствовал, что дрожит.

- Ничего себе местечко, а?

- Он выбрал именно это.

Дэмьен вгляделся в даль и в глубь, попытался примериться к ним взглядом. Как будто в результате что-то здесь могло измениться.

- Или пройти этой долиной, или проделать весь путь на юг по горам.

- Или повернуть обратно в протектораты.

- Да уж... - Их обдало зябким ветром. - Спасибо, не надо.

Он обхватил себя за плечи, сделал глубокий вдох и вошел в Познание. На протяжении целой минуты Фэа никак не реагировало на это, и он испугался, что находится на слишком большом расстоянии от долины для того, чтобы проникнуть в ее секреты. Но вот появились знакомые ему очертания, и он осторожно вгляделся в них. Он не нашел никаких доказательств тому, что кто-то следит за ними, равно как и тому, что кто-то устроил на них засаду. Пока не нашел. Но повсюду здесь витало некое смутное ощущение, которое ему отнюдь не понравилось, и он испытал едва ли не разочарование, когда Фэа отказалось развеять его подозрения. Лучше уж враг, которого можно назвать по имени, нежели холодное неведение, когтистою лапою проводящее тебе по спине.

- Все в порядке? - спросила Хессет.