Вик Тори - Аномалия

— Нет, спасибо, я лучше сама. Я живу недалеко.

— Вы боитесь, что нас увидят? Вернее, увидят вас со мной?

— Не боюсь. Но опасаюсь. Не хочу лишних проблем с законом.

— У вас не будет проблем. Наша деятельность законна. Другое дело, что церквей осталось считанные единицы. Хоть христианские конфессии и объединились, несмотря на многовековые разногласия, но прихожан становится все меньше, — в голосе Ильи прозвучала тоска и растерянность. Впервые за все наше знакомство он выглядел не таким уверенным и спокойным, каким показался сначала.

— Людям незачем верить в Бога, когда они сами стали богами. Теперь им не Бог дарует вечную жизнь, а наноботы, — добавил Илья. – Ибо не знаете вы, что творите…

Я направилась по дорожке к выходу. Илья, как безмолвный хранитель, тихо шел за мной. У ворот я остановилась.

— Илья, не надо меня провожать. До свидания.

Он пожал плечами и ответил:

— Хорошо, не буду. Только помните, Анна-Амалия, наши двери всегда открыты. Бог поможет вам.

Я лишь кивнула в ответ и поспешила оказаться за оградой этого странного места.

Весь следующий месяц прошел как во сне. Кошмарном сне.

Каждый раз, приходя на работу, я со страхом ожидала начала приема. Ко мне в кабинет приходили счастливые женщины – будущие мамы. А я, глядя на очередную пациентку, боялась нажать кнопку ультразвукового сканера и увидеть на мониторе букет аномалий. Пациенток с пороками развития плода становилось все больше. Никто не знал причин. Никто ничего не говорил. И в этой ситуации нам, простым врачам, приходилось труднее всего. Какие бы понятные и осторожные слова я не подбирала, бедным женщинам от этого легче не становилось. Невыносимо больно было слушать их вопли и стенания. Еще трудней – объяснить, почему это случилось именно с ними.

Постепенно пациенток перестали увозить в Центр евгеники. Нам приказали просто прерывать аномальные беременности, зародышей консервировать в формалине и отправлять на исследование.

Как власти ни пытались удержать все в тайне, какими страшными санкциями ни пугали – все это оказалось бесполезным и незначительным по сравнению с горем матерей. Когда количество выявленных аномальных беременностей перевалили за сотню, сдерживать подобную информацию стало невозможно: средства массовой информации запестрели сенсациями о бесчеловечных опытах ученых, о вмешательстве инопланетян и прочими бредовыми заявлениями.

Каждый день у входа в центр, меня и моих коллег встречала толпа журналистов. На домашний адрес пачками сыпались анонимные письма с угрозами расправы. Жить стало невыносимо.

В один из дней после окончания рабочей смены Феликс вызвал меня в кабинет. Я морально настроилась на порцию предупреждений по поводу утечки информации, потому как только у меня муж работал журналистом. Но разговор пошел совсем о другом.

— Анна-Амалия, — начал он официально, — нашему центру предстоит реорганизация. Я сообщу об этом на собрании в понедельник. Но сначала я хотел бы с тобой посоветоваться.

— Ну, советуйся.

— Меня переводят на новое место.

— Куда? – удивилась я, так как переводы сотрудников с одного отделения в другое были редкостью, не говоря о переходе на «новое место».

— Меня переводят в Центр евгеники.

— Да? Вот это новость! Поздравляю с повышением! А в какой отдел?

— Пока не могу сказать. Это новый отдел, появился совсем недавно.

Я пожала плечами. Секреты, значит…

— Но суть не в том, — продолжил Феликс. — Твоя работа тоже изменится.

— Чую что-то неладное.

— Работу нового отдела я буду контролировать лично. Мне в помощники нужен серьезный, ответственный человек, на опыт которого я смогу положиться. Мне доверили самому выбрать, кого я хочу взять с собой, и…

— И это буду я?

— Да, хочу, чтобы это была ты. Я тебе верю.

— Так что за отдел? Как я могу согласиться на то, чего не знаю?

— Этот отдел будет заниматься аномальными случаями. Исследованием того, с чем мы сейчас столкнулись на практике.

— Спасибо, конечно, за доверие, Феликс, но с чего ты взял, что я гожусь на эту должность? Я – врач, а не ученый. Я понятия не имею, что происходит. И знаешь, что самое главное? Знать этого не хочу!

— Успокойся, — Феликс выставил руки вперед, как будто я сейчас наброшусь на него с кулаками. – Прекрасно тебя понимаю — всегда страшно начинать новое. Но я тебя не бросаю, я помогу. Ты пройдешь соответствующее обучение, получишь доступ к секретной информации, постепенно все наладится.

Я сидела, пригвожденная к креслу этой новостью. В последние дни мне было очень тяжело. Проблемы и мелкие неурядицы атаковали со всех сторон, покой не приходил ни днем, ни ночью. От постоянных кошмаров и рыдающих женщин я вымоталась настолько, что стала похожа на приведение. А тут еще перевод в правительственное учреждение!

— Ты просто кретин! – выпалила я.

Феликс тяжело вздохнул. Казалось, та маска спокойствия и какого-то отстраненного безразличия, которую он с успехом носил все это время, от услышанного свалилась на пол. Не мгновение стал виден настоящий Феликс – уставший, растерянный и обиженный незаслуженным оскорблением. Но привычная маска начальника быстро нашлась и снова устроилась на уютно обжитом лице.

— Можешь называть меня как угодно, — спокойно ответил он, — от этого ничего не изменится. Ты же знаешь…

Да, это я хорошо понимала. В стабильном обществе – стабильный идиотизм. Если перевод на другую работу закреплен указом правительственного органа, мало не хотеть этого или ненавидеть начальника. Даже если на общем собрании устроить скандал и заявить, начальнику, что он – кретин, ничего не изменится. Да, может быть, он попробует писать жалобы в комитеты и департаменты, просить перевести обидчика на новое место. Но ему придется ждать, пока на том, «новом» месте, тоже кто-то не выдержит и назовет начальника идиотом. Место каждого из нас определено и закреплено законом. Да и сейчас не тот случай. Если Феликс назовет мое имя, хочу я этого или нет, придется идти вместе с ним на баррикады.

— Тебе повысят зарплату, предоставят новое жилье, — уговаривал меня Феликс.

— Мне не нужно новое жилье! — я вспомнила о подвале.

— Ну не хочешь – не надо. Зарплата-то хоть тебе нужна?

Я промолчала. Деньги никогда не были в моей жизни решающим фактором. Уж что-что, а именно они — больше условность, чем необходимость. Мы ни в чем не нуждались. Мы не голодали, жили в тепле и комфорте. А заплата – всего лишь система поощрения, гнаться за которой я перестала еще лет десять назад.

— Феликс, ты меня подставляешь. Ты не знаешь, как мне теперь страшно жить. Меня постоянно караулят журналисты, мне шлют угрозы! Все думают, что виноваты мы, врачи! Что мы проводим опыты!