Лестер Дель Рей - Атака из Атлантиды

Темнота. Она была первым, что осознал Гермес, объявляясь на свете. Он находился в пещере, из которой вообще не имелось входа, и поэтому даже свет в эту тьму не мог, не умел, не был способен проникнуть. Гермеса окружала теплая оболочка, лишавшая возможности вступить в непосредственный контакте остальным миром. Он было попытался вырваться наружу, но от этого только утомился чрезмерно, устал, будто ваглны всю ночь разгружал. Через какое-то время он попробовал выйти из тьмы еще раз, но лишь обострил чувство замкнутого пространства. И горько-прегорько заплакал.

Потом он вспомнил, что находится вне себя. В другом. В остолопе. В голове искусственного человека. Нужно было просто открыть ему чудные глаза и выглянуть через них.

Оглядеться. Но глаза были тугими и липкими, точно жир антилопы. То есть, глухо и тут. Открываться отказывались.

Он точно был заколочен. И сверху, и снизу. Он сосредоточился на этой задаче, попробовал представить, как выглядят конечности, но вновь ничего не случилось.

Тут до него как будто издалека донесся голос Брафа, — Так, ну вот он и начал приходить в себя. Только что шевельнулся большой палец на ноге.

Возникло новое ощущение. Ему показалось, будто слабенький ток струится по одному из нервных окончаний.

Гермес почувстовал, что это, должно быть, его чудесные уши — уши остолопа Антропоса — послали первые сигналы в мозг.

На сей раз он попытался заговорить, но услышал голос Ходжеса.

— А вот и сама нога шевельнулась. И уже что-то хрустнуло. Интересно, в состоянии ли он управлять своим телом?

Гермес учился: на сей раз звуки и нервные сигналы совпали. Значит, научиться управлять слуховым аппаратом Антропоса будет не слишком трудно.

Но у него возникли проблемы. Он попытался открыть глаза, а дернулся палец на ноге; попытка воспользоваться языком вылилась в движение ноги. Оставалось только одно, а именно — перепробовать все подряд. Пробовать до тех пор, пока он не добьется требуемого результата.

Через несколько минут его слуховые нервы зафиксировали голос Диксона.

— Видите, он открыл глаза. Ты меня видишь, Гермес… или Антропос?

Но Гермес ничего не видел. Оптический нерв передавал в мозг дикий хаос ощущений. Это, скорее всего, было результатом воздействия на него света, но со зрением эта зрительная какофония ничего общего не имела. Он сконцентрировался на той ее части, которая была наиболее спокойной и наконец ухитрился разглядеть искаженные контуры мужской фигуры. Для начала и того было достаточно. Для началато. И все же научиться пользоваться глазами будет труднее, чем овладеть слухом.

Он оставил попытки заговорить и послал свою мысль непосредственно в сознание Брафа.

— Вытащите меня из ванны, черт побери! Ни фига не могу! Подыхаю! Из ванны. Прочь. Наружу. Посадите хотя бы на стул. Чтобы я имел возможность освоиться с окружающим. Увидеть сверху. Как вы. Понять, какие ощущения связаны с различными частями моего тела.

Браф и остальные тут же с энтузиазмом исполнили его просьбу. Теперь перед Гермесом встала нешуточная задача — научить свое тело вести себя так, как было нужно ему. Круто замахнулся? Крутовато, скажем. Но ведь не пальцем был делан уже. Обладал высокоразвитым разумом, которому эта проблема — вполне по плечу. Времечко шло. Мало-помалу ощущения, передаваемые различными нервами и фиксируемые его мозгом, систематизировались. После тщательнейшего анализа преобразовывались математически. Заводили сами на себя каталог. Изучали модификации, исследовали вариантности. И лишь после того становились для него чем-то знакомым. Наконец он попытался коснуться пальцем стола и со второй попытки ему это удалось.

— Когда мы закончим, ты, солнце мое, будешь получше любого человека, — радостно воскликнул Ходжес. — Если бы даже мне и удалось добиться возникновения сознания у Антропоса, его все равно бы пришлось учить всему. С самого начала, с горшка, как ребенка. А ты обучаешься сам. Дитятко…

Гермес заново учился разговаривать, пользоваться неуклюжей системой, включающей дыхание, сокращения горла и приспособления ротовой полости, необходимой человеку, чтобы произносить слова. Наконец он попробовал выговорить:

— Дайте мне пройтись.

Еще через полчаса по лаборатории элегично бродил, в чем мать родила, рослый молодец, суясь куда ни попадя, ко всем приставая с вопросами. Он разглядыл одно, трогал другое, изучал третье. И делал все одновременно. И время от времени сыпал искрами. Учился. Старался использовать свое тело всеми возможными способами. Тело отзывалось на его команды ловкой координацией, которая удовлетворила всех присутствующих. Только, бывало, нет-нет, да кто-нибудь вскрикнет удодом, и — хва-ать горлом водички с сердечной таблеткою.

Браф тоже находился в приподнятом настроении. Он думал, сходит с ума. Наблюдал, фиксировал для истории, много записывал. Наконец потребовал приходящую няню, для дитятко, и бригаду спасателей, для себя, разумеется.

— С таким мозгом как у тебя, Гермес, и с твоим нынешним телом мы сумели бы превратить тебя в величайшего ученого. В физхимика, скажем. Немного учебы, несколько научных хитростей, экзамены и все такое прочее, не успеешь заметить — и уже с дипломом. Ты бы мне здесь очень пригодился.

— Да, — вмешался Ходжес. — Из него бы получился отличный биохимик. Вы только представьте себе, что бы для нас значило его удивительное чувство восприятия? Он воспринял и способен разложить по группам степени влияния лекарственных средств на человеческий организм. Это — клад… Ах, дитятко.

Высказал свое мнение и Диксон.

— Как химик-органик могу сказать одно. Нету слов. Представьте, что все это означает в плане анализа и синтеза новых соединений. Но, собственно, почему бы ему и не посвятить себя всем трем наукам? Он же — универсален. Кто нам действительно нужен, так это человек, который смог бы координировать работы в самых разных областях. Гермес в этом смысле просто идеальная кандидатура. — Он принес старые брюки, в пятнах от кислоты, но без дыр, но Гермес не сразу же стал натягивать их на себя. Это было осложнение, о котором никто не подумал. Идеальный человек не видел причин, чтобы скрывать свое новое тело, которым так гордился. Но ученые настояли. Ассистент-координатор не должен в разгаре трудов над великим сверкать голою задницей. Да и лаборантки могут зайти… неудобно получится…

Сказать надо, идея Диксона о координаторстве сразу пришлась по душе доктору Брафу.

— Работать с нами уже через несколько лет! Для науки это будет иметь огромное значение! Совет директоров не сможет отказать в приеме на работу, если ты внушишь этим пустоголовым хоть немного здравых мыслей.