Лестер Дель Рей - Атака из Атлантиды

Амос посмотрел на прихожан — орган умолк, а церковь уже была полна народа.

— Сегодня, — объявил он, и шепот прекратился, все услышали его слова, — вы узнаете правду, и правда сделает людей свободными!

Он замолчал на мгновение, изучая их, чувствуя, что нашел решение, и зная, что другого решения он принять не сможет. Необходимость в нем присутствовала здесь, среди тех, кому он всегда пытался служить, веря, что служит он Богу посредством них. Прихожане были целью его работы, не средством, и он решил, что это хорошо.

Он не мог ни лгать им, ни обманывать их лживыми надеждами. Им понадобятся все факты, если они должны будут прекратить все стычки и объединиться в решающей борьбе.

— Я вернулся из плена инопланетян, — начал он. — Я видел орды, у которых было единственное желание — стереть память о человеке с лица земли. Я стоял у алтаря их Бога. Я слышал голос Бога, провозглашающего, что Он — также и наш Бог, и что Он изгнал нас. Я поверил Ему, как верю и теперь. Он почувствовал что-то необычное и неуловимое, более сильное, чем слова, или чем ораторская речь, какой у него не было даже в прекрасной юности.

Он увидел своих слушателей потрясенными; сомнения у них возникали и исчезали по мере того, как он продолжал свое повествование и откровенно рассказывал о своих нынешних сомнениях.

Амос не знал многих вещей. Он не знал даже того, был ли Бог, явленный ему у алтаря пришельцев, тем же самым Богом, который присутствовал в сердцах сотни поколений. Никто не знает всего. Но эти люди имели право знать обо всех его сомнениях так же, как знал он сам.

Наконец он умолк. В церкви стояла полная тишина. Он выпрямился, улыбнулся им, вновь испытывая такое же вдохновение, какое впервые пришло к нему когда-то в юности.

Он видел, как прихожане улыбаются ему в ответ — сначала немногие, затем улыбок стало все больше и больше — неуверенных, полных сомнения, а затем — улыбок убежденных, уверенных людей.

Он чувствовал, что их сердца услышали его; подтверждение тому он видел на телеэкранах. Он ощущал, что сила, возрожденная в нем, сплотила этих людей. Он понимал, что они теперь — единое и неделимое целое.

Это общее волнение, чувство нарастающего единения — оно усиливалось и связывало его со всеми и каждым, кто его слушал. Без всяких усилий он открыл себя этому чувству.

Когда-то он думал, что такое чувство приходит только от Бога. Сейчас он знал — оно исходит от мужчин и женщин, находящихся перед ним. Почти осязаемое, оно исходит и от них, и от него, объединяет их и освещает их.

Он принял это, как когда-то принял Бога. Не имело значения название этого чувства, так как это было одно и то же чувство.

— Господь положил конец древним заветам и объявил Себя врагом всего человечества, — громко сказал Амос, и стены, казалось, дрогнули от звуков его голоса. — Я говорю вам: Он нашел достойного противника.

Страх пришел к Уилберу Хоксу через подсознание. Он сжал горло, ножом вонзился в сердце, напоминая физическое насилие. Пронзительно визжа, поразил его оцепеневший разум с быстротой стрелы.

…Хокс был яйцом всмятку и плыл в огромном шаре, наполненном эластичным желе. Два существа угрожающе приближались к нему; желе сопротивлялось, но они шли вперед. Одно было близко; второе существо сделало таинственное движение. Он резко закричал, и желе начало уплотняться и отбросило его в сторону. Неожиданно оба существа отпрянули назад. Открылась дверь, они исчезли. Но он их выпустить не мог. Если они ускользнут…

Хокс рывком сел в кровати, с трудом издав хриплый крик, и этот звук собственного голоса завершил пробуждение.

Перед ним была мрачная тьма, и маленький ночник вряд ли помогал. Еще мгновение ночной кошмар оставался таким реальным в его сознании, что он, казалось, еще видел за дверью эти две тени, бегущие вниз по лестнице. Но он отбросил видение, быстро повернул голову, оглядел комнату. Никого.

На лбу выступил пот, и он почувствовал, что и пульс участился. Он должен выйти, выбраться отсюда, прямо сейчас!

Он заставил себя отказаться от этой мысли. Голова слегка кружилась, но он взял себя в руки и отбросил страх. Нащупал сигарету и автоматически зажег ее. Первая же затяжка помогла. Сразу же стали слышны все обычные комнатные звуки — настойчивое тиканье часов и мягкое шуршание магнитофона. Он уставился на панель, включил быструю перемотку, переключил на проигрывание. Но казалось, что записи нет или она стерта.

Он затушил сигарету о поверхность стола, на столешнице царил беспорядок и валялись окурки. Что-то было не так: в нем внезапно вспыхнул бешеный страх, и он не сразу смог успокоиться. В этот раз разум подсказал причину эмоционального дискомфорта: Хокс ведь раньше НИКОГДА НЕ КУРИЛ.

Но пальцы его уже зажигали другую сигарету по старой привычке. Мысли смешались в поисках ответа. Было слабое ощущение, что чего-то не хватает — казалось, время ушло.

Казалось, это был длинный период времени, но о нем не осталось воспоминаний. Была последняя драка с Ирмой, когда он ушел из дома и сказал ей, чтобы она оформила развод любым способом, каким захочет. А он открыл почтовый ящик и вынул письмо — письмо от Профессора…

Дальнейшее не вспоминалось, после шел провал в памяти.

Но тогда была зима, а сейчас он увидел за окном пышную листву деревьев на фоне неба! Прошли месяцы, но ни малейшего следа в памяти не осталось…

«Они тебя поймают! Убежать ты не сможешь! Быстро беги! Беги!» Сигарета выпала из его дрожащих рук, и он наполовину вывалился из кровати, прежде чем его разум смог отбросить страшные мысли. Хокс ударил по лампочке ночника, чтобы свет был не таким тусклым. Это не помогло. Комната была пыльной, как будто в ней жили месяцами, а у зеркала в углу колыхалась паутина.

Вид собственного лица ошеломил его. Лицо было то же самое — тощее, с заостренными чертами под непривлекательной, как и всегда, копной волос песочного цвета. Уши слишком сильно оттопыривались, а губы были слишком тонкими.

Лицо выглядело не более чем на тридцать лет. Но сейчас это лицо было напряженным — со следами постоянной усталости, посеревшее от страха, покрытое потом и полное нервного напряжения. Когда он выбирался из постели, его костлявое тело дрожало. Хокс встал с кровати, стараясь овладеть собой; он тяжело дышал; это была проигранная борьба. Ему казалось, что в углу комнаты что-то раскачивалось, как если бы двигалась тень. Он рывком повернул голову, но там ничего не было. Он слышал свое затрудненное дыхание, костяшки его пальцев побелели. Хокс кусал губы и чувствовал вкус крови на губах.

«Убирайся! Они сейчас будут здесь! Уходи! Иди!» Он нащупал свое нижнее белье; быстро натянул трусы; потянулся за рубашкой, костюмом (которых он раньше и не видел). Он больше не размышлял. Его охватила слепая паника. Он сунул ноги в ботинки, позабыв о носках.