Ивакин Геннадьевич - Неправда

- Господи, сколько же грехов-то я натворил...

- Согрешил я недостаточным милостыни подаянием, ожесточением ко убогим, непосещением болящих, по заповеди Евангельской, и в темнице сущих, непогребением мертвых, неодеянием убогих, ненасыщением алчущих, и ненапоением жаждущих?

Согрешил я и тем, что дням праздничным воскресным, Господним Богородичным и святых угодников, не воздавал почитания, должные чести и празднования и нетрезво и нечисто в тех пребывал?

- И это правда...

- Согрешил - сильных старейшин и начальников оклеветанием и хулением, друзьям и благодетелям моим верности и любви несохранением и должного повиновения неисполнением. Согрешил я гордым в церковь Божию хождением, стоянием, сидением и возлежанием и неподобным из нее исхождением, праздным в ней глаголанием, беззаконным в ней деянием, скверным с прочими собеседованием, молитвы, псалмопение и звание Божие нерадиво в церкви Божией творя?

- Хоть бы так мне в церковь-то ходить... Я ведь ни гордым, ни смиренным храм не посещал!

И тут отец Геронтий помолчал и протянул Алексею маленькую красную книжку:

- Читай дальше сам!

И Лешка, с запинками и заиканиями, но сам стал читать дальше:

- Много раз я клялся именем Бога напрасно; часто легко и свободно, иногда даже нагло, дерзко и бесстыдно укорял и оклеветывал ближнего во гневе, оскорблял, раздражал и осмеивал; часто я величался, гордился, тщеславился и хвалился добрыми делами, которых совершенно не имею; много раз я лгал, обманывал, хитрил, льстил и был двуличен и лукав; часто я гневался, раздражался, выражал много нетерпения и малодушия; много раз я осмеивал грех брата моего, опечаливал его тайно и явно, глумился, злорадствовал над проступком, недостатком и злополучением; много раз я враждовал против него, имел злобу, ненависть и зависть; часто я смеялся безумно,

шутил, острил бесчинно, говорил много необдуманного, невежественного и неприличного и выражал бесконечное множество колких, ядовитых, наглых, легкомысленных, пошлых, грубых, дерзких и гнилых слов; часто и мысленно и во сне творил блуд, мыслил о разврате, уязвлялся женскою красотою, питал в воображении и сердце сладострастные чувства, неестественно удовлетворял похоти плоти, чрез мечтание или лицезрение женщин; много раз мой язык выражал бесчинства, пошлости и кощунства о предметах сладострастия; часто я бывал сластолюбив и чревоугодлив, услаждал себя лакомствами и

вкусами, многообразными и различными явствами и винами по прихоти и невоздержанию, до объядания и пресыщения; много раз я был нетрезв и пьян, невоздержан в пище и питии и нарушал священные посты; часто из угождения сластолюбию или вкусу и требованием моды и приличия светского, отказывал нищему и бедному в помощи, был немилостив, скуп, жалел копеек, а для себя, для своей прихоти и

удовольствия не жалел и рублей; часто безвинно, беспощадно и безрассудно осуждал и порицал других, презирал и гнушался их нечистотою, неприятностию - рубищем и безобразием вида и лица, и вообще был сребролюбив, корыстолюбив и любостяжателен; часто и почти всегда входил в храм Божий скверный и нечистый, без страха Божия и трепета, стоял там и молился рассеянно, легкомысленно, неприлично и невежественно и беспечно и выходил оттуда с таким же духом и расположением; в домашней молитве также был всегда холоден, нерадив и молился всегда мало, вяло, лениво, без внимания,

усердия, и благоговения и вообще не исполнял установленных молитвенных правил. Вообще я был ленив и расслаблен негою и бездействием; весьма много часов проводил во сне каждый день; много я времени проводил в пустых и праздных занятиях, удовольствиях, веселых разговорах, речах, шутках, играх, в посещении театров и прочих увеселительных мест и в разных забавах; много безвозвратно погибло у меня времени в болтовне, сплетнях, осуждении и порицании; много потерял часов в пустоделании или ничего неделании; много раз я унывал и отчаивался в спасении своем и милосердии Божием и, по безумному навыку, бесчувствию, невежеству, наглости, бесстыдству и окаменению, совершал грехи произвольно, охотно, в полном разуме, при всем сознании, от доброй воли, намерением и мыслью и самым делом и чрез то самое попирал Кровь Завета Божия и снова распинал в себе Сына Божия и ругался ему.

Согрешил я всеми моими чувствами, волею и неволею, ведением и неведением, сам собою и чрез других соблазнился и во всех сих и прочих беззакониях, елико немощь человеческая обыкла согрешати против Господа и Создателя своего, я согрешил, и почитаю себя невинным пред Божиим, паче всех человек. Посему смиренно молю тебя,

честный отче, в день судный будь мне свидетелем против дьявола, врага и неприятеля рода человеческого, что во всех моих грехах я каюсь пред Спасителем моим, жалею истинно о моих падениях и имею волю впредь, елико возможно, чрез Божию милость и помощь блюсти себя от всякой скверны плоти и духа. Прости меня, отче честный, разреши и помолись о мне грешном и недостойном...

- Неужели столько грехов на мне? - тихо произнес Алексей, когда закончил узнавать себя в молитве.

- Все мы грешные, сынок... - ласково улыбнулся ему отец Геронтий. - И те грехи, которые ты перечислил, лишь краткое изложение сущности человеческой. Хотя и свести их можно к основным. Гордыня - мать всех грехов, и дети ее скверные - тщеславие, уныние, печаль, гнев, сребролюбие, блуд, чревоугодие.

- Печаль тоже грех? - удивился Лешка.

- "Радуйтесь!" - Христос нам говорит. "Радуйтесь, ибо близится Царствие небесное!". И не путай печаль с покаянием. Разные-то чувства. От грехов сам ты не избавишься. Только с Божьей помощью. Но помощь эта придет тогда, когда ты сам ее просить будешь. Молитвой, постом и постоянной памятью о грехах своих.

- Понимаю... - прошептал Лешка.

- Хорошо, что понимаешь. - Кивнул ему отец Геронтий. - Наклони голову, епитрахилью тебя накрою.

Лешка с трудом встал на колени, превозмогая боль в обожженном колене.

- Да ты стой, можно стоять-то!

- Мне так надо! - упрямо ответил Лешка.

- Ну что ж... - ответил священник и накрыл его неожиданно тяжелым платом. А потом начал читать разрешительную молитву. Слов ее Лешка так и не запомнил, душа его стала трепетать осиновым листом на ветру.

- Пошли за мной! - ласково поднял его батюшка с колен и протянул ему крест и Евангелие. - Целуй.

И Лешка послушно приложился к святыням, словно обещая начать новую жизнь и нести свой крест на свою Голгофу. А лики святых смотрели уже без укора, ровно радуясь за студента.

Когда же они вышли из храма, отец Геронтий сказал ему:

- Перед сном сегодня прочитай каноны прочитаешь. По правилам тебя как колдуна бывшего до причастия нельзя допускать двенадцать лет. Но уж случай у тебя особый. Потому и причастишься Святых тайн Христовых завтра на литургии.