Андрей Чертков - Миры Стругацких: Время учеников, XXI век. Возвращение в Арканар

— Руди, вы отдаете себе отчет в том, что эта женщина опасна? Я не специалист и не могу точно определить степень ее патологии, но она больна и нуждается в лечении. И вы по-прежнему настаиваете, что она принесет пользу именно в Комиссии?

— Да, Михаил Альбертович.

— Готовы ли вы взять на себя полную ответственность за все действия и поступки Сабины Крюгер?

— Готов — на все время, пока возглавляю Комиссию по контролю.

— Готовы ли вы пресекать любые попытки Сабины Крюгер покинуть пределы архива?

— Мы не тюремщики, — резко ответил Руди.

— Я знал, что вы не согласитесь, — улыбнулся Сидоров. — Тогда «покидать архив только в сопровождении одного из сотрудников Комиссии».

— А если чрезвычайные обстоятельства?

— Чрезвычайные? В архиве? Впрочем, да… гм… Ну, в случае чрезвычайных обстоятельств она сможет покинуть архив, если получит разрешение от одного из вас.

— Согласен.

— Что ж… СГБ нужен архив работающий… Но помните — вы в ответе за нее.

Генералу Святого Ордена

от наместника Ордена

в Арканарской области

боевого епископа

раба Божьего Рэбы

Во имя Господа!

Стило остановилось. Дон Рэба на самом деле не знал, что писать дальше.

Вот уже почти семь лет, как он живет на Земле этой странной жизнью.

Какой легкой и простой казалась миссия вначале! С каким жадным любопытством слушали их земляне, как читали святые книги, переведенные для них! Многие знали их почти наизусть…

…Знали. Но веры в них не было. Иногда епископу Арканарскому казалось, что они вообще не способны верить ни во что. Богомерзкое «Подвергай сомнению» было начертано в их сердцах.

Теперь, годы спустя, дон Рэба знал и причину.

Давным-давно, еще во времена Пица Первого, страшная смута исказила этот мир. Тогда-то они убили священников и забыли святых. Последняя битва между Добром и Злом закончилась здесь задолго до его рождения.

Сомнений не оставалось — этот мир был миром дьявола.

…Их двести пятьдесят в этом мире — во главе с отцом Шигой. Цвет Ордена. Лучшие, вернейшие дети Господа, пришедшие сюда, чтобы дать варварам Слово Божье. Все держат себя в руках, и всем это очень трудно. Каждый день вступают они в бой с дьяволом, и всё вокруг помогает нечистому. И только вера, истинная вера может противостоять дьявольскому хитроумию и сатанинским искушениям. Но порой даже к нему приходят сомнения и отчаяние. И тогда он спрашивает себя: да полно, люди ли это?

Дон Рэба отложил ненаписанное письмо и вынул из широкого рукава сутаны «Слово Святого Мики». Книга раскрылась на «Возращении»:

«И пришел Господь к своим — и свои не приняли его. И рекли — „Будем, как боги". И сказал Бог — „Прокляну". И проклял.

И были посланы два ангела Его, и страшен был лик их, и имели они молнии в руках своих и власть, чтоб судить судий и казнить палачей. И ад следовал за ними».

Торжественно-мрачные слова и чеканная ясность древнего прорицания родниковой водой смывала одурь, накопившуюся за день в Совете.

И наступило прозрение.

Дон Рэба схватил чистый лист и начертал:

«Тогда, Господи, сотри их и создай заново.

29 июля 36 года

06.00

Они готовились к этому дню долго. И все равно он застал их врасплох.

…Первым в то утро пришел Джереми. Вежливо поздоровавшись, как обычно, заперся в соседней комнате. Некоторое время оттуда доносилось неразборчивое бормотание. Похоже, Джереми был здорово рассержен. На пару секунд он повысил голос. Пете удалось разобрать несколько фраз на кайсанском:

— …Ни за что не повинуйся! Нам не нужны чужие земли. Явится гонец от императора — скажи, что требование выполнить невозможно. Будет настаивать или появится снова — повесь. Повесишь двоих-троих, больше посылать не будут. А если все-таки пошлют, значит, дело серьезное. Тогда готовься. Укрепляй заставы на…

Бормотание продолжалось еще минут десять, затем стихло. Джереми вышел мрачный, как туча, с неудовольствием оглядел привычную картину — Петю на терминале.

— Опять всю ночь сидели, Петр Рупертович?

— А, Джереми, тут интересное, идите сюда, — радостно завопил Ангелов.

Тафнат задумчиво покачивался на каблуках.

— А ну пойдем.

— Куда? Тут…

— «Тут» — подождет. Идем.

Петя встал, страдальчески скривился и поплелся на затекших ногах за Тафнатом. «Вот каково, значит, было русалочке», — пришло в голову.

Безлюдные в этом часу подвалы СГБ закончились дверью с готической надписью «Музей».

Хранителем музея СГБ Джереми стал несколько лет назад. Стосковавшись по хоть какому-нибудь стоящему делу, он взялся за музей с кипучей энергией. Сменил экспозицию. Оборудовал «Оружейный зал», разместив там богатейшую коллекцию СГБ. Ту самую, что его предшественники уже полсотни лет держали в запасниках, полагая никому не интересной. Коллекцию пришлось долго приводить к кондиционному виду, так что практически ежедневно Тафната видели с каким-нибудь невообразимым стволом. Не прекращая разговора, он разбирал, чистил, смазывал…

Джереми выписал даже настоящий тренажер-симулятор «Пандора ВР-9». Пете пришлось его вначале устанавливать, а потом зачем-то перепрограммировать под обстановку земных городов. С тех пор Ангелов здесь не бывал, но слышал, что посетители валят валом. И на оружие, и на аттракцион. Странный, правда, говорят, народ — все больше с чертовой дюжиной в индексе.

«Ага, небось пока я систему налаживал, кто-то тише воды был. Феодал!» — тяжело ворочалось в невыспавшихся мозгах.

Порывшись среди экспонатов, Джереми вручил Пете тяжелый автоматический пистолет и впихнул в дверь с черепом и костями. Оглядевшись, Ангелов обнаружил, что оказался на улице — причем зачем-то с оружием в руках. Рассеянно моросил дождь, куда-то шли люди, доносились обрывки разговоров. В следующее мгновение все изменилось. С подлетевших флаеров посыпались неприятные люди с автоматами, загремели выстрелы. Петя, застыв, смотрел, как оседает на землю молодая красивая женщина. Потом крепко сжал пистолет и начал стрелять. Куда-то бежал, что-то кричал… И наступила темнота. Звенело в ушах, сердце билось где-то в горле. Приоткрылась дверь.

— Выходите, Петр Рупертович.

Петя все еще немного злился на Джереми и на себя («Не разобрать симуляции! Позорище!»). Однако в целом он был доволен:

— Как я их всех! А, Джереми?

— Двести пятьдесят шесть раз.

— Что, стольких?