Сборник - Фантастика, 1984 год

А тут как нарочно в аквариум случайно залетел Аленкин мяч, потом Валера ненароком уронил туда перочинный нож.

Но после того как я застал сына сидящим у аквариума с удочкой и наблюдающим за тем, как Берегиня рассматривает привязанного к леске земляного червяка, не на шутку испугался за русалочку и стал подумывать, не отвезти ли аквариум к себе в кабинет клиники.

Каждый день я теперь выкраивал минуту, когда в гостиной никого не было, чтобы пообщаться с Берегиней. Людмила подозрительно присматривалась ко мне. Ей явно не нравился мой вид, и она то и дело интересовалась, отчего я такой задумчивый, рассеянный. Я отшучивался. Между тем сослуживцы тоже заметили некоторую перемену во мне, и я забеспокоился: как стряхнуть с себя это русалочье наваждение: что бы я ни делал, перед глазами стояла танцующая Берегиня.

Вернувшись из клиники, я объявлял Людмиле и детям, что мне надо поработать над историями болезней, и уединялся в гостиной. Для виду разбрасывал по столу бумаги, книги, подходил к аквариуму, притрагивался K его стенкам и, будто распахивая волшебную дверцу, слышал голос Берегини:

– Как дела?

Это было традиционным началом нашего разговора. Разумеется, я не спешил докладывать ей о своих докторских буднях, а сразу же начинал сам штурмовать ее вопросами, которые одолевали и днем и ночью. Берегиня прекрасно понимала меня и отвечала довольно вразумительно. Правда, порой я задумывался - не сам ли с собой разговариваю? Но постепенно убедился, что психика моя в порядке. Информация, которую я узнавал, явно шла извне, а не была плодом моего воображения.

Меня тревожили вылазки Берегини на стенку аквариума: при неосторожном движении он могла легко свалиться. Поэтому я приспособил ей на углу аквариума сиденье, своего рода гамачок из полиэтиленовой пленки, в котором она без опаски могла и сидеть и лежать.

– Загораешь? - улыбался я, увидев ее на пленке.

– Да, - кивала она. То есть “да” отвечало в моей голове, ее же рот всегда был плотно сомкнут, и я каждый раз удивлялся, каким образом она общается со мной - Тебе снятся сны? - интересовался я.

– Снятся.

– Любопытно, что может сниться Берегине?

– Многое. Лес, речка. То есть мой дом, - отвечала она, и мне становилось неловко. Я смущенно успокаивал ее: - Подожди немного, скоро приедет тетушка и отвезет тебя на твою речку. Только, пожалуйста, больше не любопытствуй и не попадайся на крючок. Все-таки почему никто, кроме меня, не видел вас, русалок?

Она, кажется, обиделась, потому что тут же скрылась в гротике.

– Почему ученым неизвестен твой род-племя? - допытывался я.

Она выглянула из грота, а потом выплыла на середину аквариума:

– Смотри!

Русалочка вдруг задрожала, завибрировала, стала расплываться, терять форму, и через минуту передо мной была уже не Берегиня, а какой-то уродливый головастик.

– Вот это да! - опешил я. И когда она вновь стала русалочкой, поинтересовался, почему она не применила эту предохранительную метаморфозу в то утро, когда я поймал ее.

Она объяснила, что зацепилась за корягу, поранилась, и это помешало ей превратиться в лигуха - так назвала она головастика.

– Я открыла тебе слишком многое. - Глаза ее погрустнели. - И теперь мне никогда не вырваться на волю.

– Вот оно что! - удивился я. - Так ты хотела, превратившись В лигуха, улизнуть от меня? А что, если бы я спустил этого лигуха в унитаз, а не выбросил в озеро, как ты надеялась?

Я даже зажмурился, представив, чем все могло кончиться. Вновь стало неловко оттого, что я держу русалочку в неволе.

– Я, конечно, могу отпустить тебя в озеро, но там ты вряд ли найдешь своих, - сказал я.

– Они есть везде, в любом водоеме. Люди очень озабочены собой, иначе давно бы заметили нас.

– Нет, дорогая, лучше я попозже доставлю тебя туда, откуда взял.

Она встрепенулась и с надеждой опросила:

– Это правда, ты обещаешь когда-нибудь выпустить меня?

– Конечно, - заверил я.

– С кем ты разговариваешь? - Я не заметил, как в комнату вошла Людмила, и слишком поспешно отскочил от аквариума. - Уж не с дерыбой ли?

– А ты что, ревнуешь? - попытался отшутиться я.

Но Людмила была серьезной. Она подошла ко мне, положила на лоб ладонь и неожиданно расплакалась.

– Давай ее выбросим, - сквозь слезы сказала она. - Я чувствую, это все из-за нее. Ты стал каким-то другим и сам не замечаешь, что с тобою творится. Мне уже и соседи говорят, не заболел ли Виктор Петрович? Стал такой тихий, мечтательный.

Я успокаивающе обнял ее и увидел внимательный русалочий взгляд.

– Умоляю тебя, - как можно спокойнее сказал я, - без меня ничего не предпринимай, русалка тут ни при чем. Если же с ней что-нибудь случится, мне будет худо. Дай слово, что не тронешь ее. Ну хочешь, покажи ее соседям, знакомым.

Я тут же понял, что говорю не то, но уже было поздно: подетски вытирая слезы тыльной стороной ладони, Людмила улыбнулась в ответ и утвердительно кивнула головой.

Паломничество в наш дом началось с визитов детей. Первыми явились соседские близнецы Толя и Коля, проказливые, хулиганистые мальчишки, от которых стонал весь двор. Они восхищенно цокали языками, стоя и сидя возле аквариума, ползая вокруг него по полу и склоняя над ним свои одинаковые вихрастые головы. Я настороженно следил за ними, чтобы чегонибудь не накуролесили.

Потом потянулись Аленкины подружки, а после к Людмиле захотелось показать русалочку своим сослуживцам и знакомым.

Однажды и я привел в дом главврача и рентгенолога нашей клиники и в полную меру насладился их удивлением и восторгом.

Но никому, даже Людмиле, я не решался поведать о разумности русалки. Я знал, что долго носить в себе этот груз опасно, и с нетерпением ждал из экспедиции своего друга Дроботова. Его восхищения и понимания сейчас очень не хватало мне, без него тайна исподволь подтачивала меня.

После того как у нас перебывали чуть ли не все соседи и знакомые, начали раздаваться телефонные звонки: совсем неизвестные нам лица спрашивали, нельзя ли взглянуть на наше чудо. Каждый из абонентов, прежде чем завести об этом разгoвор, представлялся, кто он, где работает. Вскоре я заметил, что круг наших знакомых пополнился режиссером областного театра, музыковедом, директором цирка, заведующей одного из отделов универмага, спортивным тренером.

Людмила на глазах расцвела, в лице ее появилась значительность, она стала приветливей и веселее.

Через месяц мы обрели в городе такую популярность, как некогда печально известная семья, воспитавшая львов. Но вот Берегиней стали интересоваться какие-то биологические и зоологические общества, кружки, и я насторожился, заметив Людмиле, что русалочка делается все более беспокойной. Когда стучали ногтями по аквариуму, она металась из угла в угол, пряталась в гротик из камней. Зрителям это, конечно, приносило удовольствие, но я читал на ее лице истинное страдание, поэтому вскоре запретил и детям и Людмиле эти спектакли. Домочадцы, конечно, огорчились, присутствие чуда без зрителей казалось им невыносимым. Для начала пришлось лишь ограничить количество посетителей, но в будущем я надеялся и вовсе прекратить это нашествие.