Сборник - Фантастика, 1984 год

– Витя. - Людмила всхлипнула. - Она изведет тебя. Почитай в энциклопедии… За русалками водятся такие особенности. И Благушина сказала мне…

– Глупости, - отмахнулся я, вспоминая только что виденное. - После работы хочется отдохнуть. И тебе рекомендую медитации у аквариума.

– Нет, Витя, ты как-то нехорошо наклонился над аквариумом. У тебя вид отрешенного, ты живешь в нереальности…

Теперь я стал осторожней. Выбирал время, когда Людмилы не было дома, и путешествовал в мир Берегини. С каждым разом это остановилось все необходимее. В конце концов я и впрямь научился отдыхать у аквариума, как на лоне природы.

Обычно я возвращался с работы домой в душном, битком набитом автобусе, и каким это было удовольствием - очутиться в лесу, на берегу речки или прямо в ее прохладной воде. До сих пор я представлял духовную жизнь как нечто состоящее из чтения, походов в театр, кино, дружеских бесед. И вот оказалось, что есть иные, до сих пор неведомые мне формы духовности. В мире Берегини не было книг, но была способность проникать в суть другого существа. Берегиня не знала, что такое телевизор, зато умела с помощью воображения так перемещаться в пространстве и времени, прихватив с собой и меня, что создавалась полная иллюзия истинного путешествия.

Я глубоко ошибался, полагая, что мир ее ограничен лишь заводью подмосковной речки. Была ли это память предков или что-то иное, но в каких только местах мы не побывали! Плавали в холодных пространствах Печоры и Юкона, в голубых водах Ориноко и Байкала, я узнал вкус воды горных озер и артезианских колодцев. Леса, прерии, долины и холмы - все бугры и выемки нашей планеты я почувствовал, пропустил сквозь себя. Встречались водоемы, где я задыхался, дергался в судорогах от удушья - настолько они были отравлены человеком.

А Берегиня, вероятно, не без умысла перемещала меня из прозрачных источников в испорченные, мутные лужицы, а оттуда вновь в кристально чистые воды.

Однажды я уехал в месячную командировку в Сибирь. Мне довелось побывать на Алтае, в горах. И там, в свободные часы, я вспоминал о Берегине.

Вернувшись в город, я поехал домой, и первым моим желанием было увидеть русалочку. Ключ плясал в моей руке, пока я в нетерпении открывал дверь. Было лето, и в этот жаркий полдень комната должна быть залита солнцем. Сбросив в передней туфли, я с ходу толкнулся в гостиную. Быстрым шагом направился к аквариуму и замер… На стеклянной стенке, перевесившись через нее так, что “туловище” согнулось пополам, висел огромный желтый лигух. Вода в аквариуме была мутной и зловонной. Я смотрел на лигуха, в котором ничто не напоминало Берегиню.

В коридоре на журнальном столике белел конверт. Я машинально взял его, распечатал. Ко мне обращался известный биолог Абросимов с просьбой о встрече. До него дошли слухи о диковинном существе, выловленном в подмосковной речке и проживающем в одном из южных городов у некоего врача… Абросимов собирался приехать, как только я смогу его принять.

– Что тут без меня случилось? - спросил я Людмилу, когда она пришла с работы.

– И тебе непонятно? - засмеялась она.

Цивилизацию мыслящих растений впервые описал Фламмарион. Впрочем, у него были предшественники. Разве травы и деревья в фольклоре не разговаривают с человеком? Когда Нарцисс превратился в цветок, то он не потерял самосознания.

Только оно как бы переключилось на другой уровень.

В современной фантастике люди часто встречаются с фитоморфными цивилизациями [Фитоморфный - буквально: подобный растению, растениеобразныи. Образовано по аналогии с выражением “антропоморфный”.]. Особенно блистательно эти контакты описаны у К. Саймака.

Идея фитоморфных цивилизаций интересна во многих аспектах. Прежде всего она свидетельствует о том, насколько далеко продвинулся человек в преодолении антропоцентризма! Это прекрасно. Ведь снятие шор и рамок расширяет сознание.

А узость антропоцентризма известна. Даже в пределах земной биосферы эта форма ограниченности привела к непоправимым ошибкам. Сколь же трагически неверной она может оказаться в масштабах космоса!

Материя неисчерпаема. И материя неизбежно приходит к разуму! Эти философские положения вдохновляют. Неисчерпаемая материя должна идти к разуму неисчислимыми путями.

Это логично, это естественно. Наше сознание должно адаптироваться к бесконечности мира. Эта бесконечность несводима к монотонной протяженности, к неограниченному повторению одного и того же. Тут предполагается и бесконечность в качественном разнообразии явлений. В мире много небывалого, непредсказуемого!

Цивилизация растений - это, конечно, фантастика. Но фантастика эвристичная! Она дает импульс для творческой мысли, для нетривиальных поисков. Строгость логики и воля воображения - вот два крыла, поднимающих мысль. Но не всегда они находятся в равновесии, иногда здесь нужен перепад, асимметрия. Крыло воображения дает резкий крен вверх - и мысль быстро набирает головокружительную высоту. Эти виражи нередко кончаются падением на трезвую почву фактов.

Науке нельзя без риска. Иначе ей суждено оставаться на плоскости, в замкнутом порочном кругу. Гипотеза фитоморфных цивилизаций тем и интересна, что ей присущ радикальный отрыв от привычного. Сейчас невозможно оценить степень вероятности этой гипотезы. Быть может, в космосе есть только антропоморфные цивилизации. Но вероятно, они встречаются редко, и преобладают фитоморфные или иные цивилизации. Все эти рассуждения пока очень и очень абстрактны. Конечно, проще всего смотреть на космос со своих позиций и считать, что закономерности земной биосферы являются универсальными. Этого ведь тоже нельзя исключить. Как нельзя исключить и того, что наша профессия - единственная в космосе. О эти неопределимые вероятья! Долго еще они будут искушать человеческий разум.

Материя устремлена к самопознанию, разуму. На земле этого рубежа достиг только человек. Есть ли шансы у других существ дойти до аналогичного уровня? Известна гипотеза о цивилизации дельфинов на.нашей планете. Независимо от своей состоятельности или. несостоятельности она принесла пользу, ибо тоже содействовала преодолению антропоцентризма. Иногда можно услышать рассуждения о коллективном разуме общественных насекомых. Это предположение кажется особенно фантастичным. Но его эвристическая ценность не вызывает сомнений.

Долгое время процессы мышления человек считал исключительно прерогативой своего мозга. Действительно, в нашей нервной системе материя обрела невероятную тонкость и сложность! Но все-таки мышление нельзя связывать с одним и только одним субстратом, хотя бы и таким высокосовершенным, как материя человеческого мозга. Мы уже построили мыслящие машины. Пусть их мышление не является таким гибким и творческим, как наше. Но это все же несомненно мышление!