Сборник - Фантастика, 1991 год

Знакомым маршрутом слепня вынесло в улово, на спокойную воду, он подплыл к середине и там, булькнув, исчез. Кончик спиннинга отозвался резким рывком, я подсек с непростительным опозданием - и все же рыба не сошла. Это был хариус - король северных рек, фиолетовоспинный красавец с высоким, как tiapyc, пятнистым радужным плавником.

Весь этот день и следующий рыбалка была фантастической. Я прерывал ловлю, лишь чтобы перекусить на скорую руку, поймать несколько мух, жуков или слегшей, и снова начинал проходку сверху вниз по ручью, из каждого улова выуживая по два-три тяжелых, отливающих всеми цветами радуги хариуса. К возвращению доктора я приготовил царский ужин: хариус, копченный во мху. Есть такой старый, почти забытьи охотничий способ. Делаешь яму, разводишь в ней костер. Когда дрова прогорят, наваливаешь на угли сырых веток, желательно можжевеловых, а сверху-два куска дерна, мохом или травой друг к другу, так, чтобы слегка подсоленная рыба лежала между ними как в бутерброде. Четыре часа - и от рыбного копченого духа начинает кружиться голова…

Доктор вернулся в сумерки, один, без провожатых, был он задумчив и несколько рассеян, на вопросы отвечал односложно. Однако деликатесный ужин оценил и, смолотив десяток хариусов, обмяк, отошел, разговорился.

Рассказ Романа я записал в дневник только через двое суток, уже на борту шхуны, и какие-то детали, возможно, упустил, однако суть услышанного в тот вечер от него изложена в целом правильно. Это подтвердил, прочитав мои записи, и сам доктор. Хочу заметить также, что после редактирования из рукописи кое-что ушло, однако никаких новых “живописных” деталей не прибавилось.

Итак, вот что после ужина на Харьюзовом ручье рассказал доктор Роман Тимофеевич Алексеев.

Доктор шел за девочкой и мысленно проклинал час и день, когда согласился принять участие в экспедиции во время отпуска. Проводил бы сейчас свой законный очередной у тетки на Конде, ягоды бы собирал, рыбу ловил, за девушками ухаживал… А тут с утра до вечера как на работе: дела, дела… Вот, думалось, наконец-то повезло, вырвались на рыбалку с Володей Карповым - нет, опять все бросай и топай через тундру к умирающему деду.

Роман попытался заговорить с девочкой, идти молча было скучно, но та отвечала нехотя, скупо, не поворачивая головы. Вскоре желание задавать вопросы пропало: шли они быстро, по сырому вязкому мху, и усталость делалась все ощутимее.

Чтобы как-то отвлечься, Роман принялся разглядывать одежду девочки, и чем больше он присматривался к ее на первый взгляд грубому, на “живую нитку” сшитому из кусков оленьей замши костюму, тем нарядней и практичней находил его.

На девочке была легкая просторная паница до бедер, нижнюю полу которой оторачивали несколько чередующихся полосок темнокоричневого и белого меха. В швах паницы покачивались вшитые разноцветные суконные лоскутки. Такие же суконные полоски, только красные, галунами украшали ее широкие штаны. Штанины были заправлены в пимы-легкие; мягкие, настоящие сапожки-скороходы, под которыми ягель почти не проминался. Пимам доктор прямо-таки воззавидовал: его собственные резиновые сапоги, приобретенные перед самым отъездом, весом были под стать рыцарским доспехам и, что самое неприятное, начали сбивать ему пятки.

Пора сделать и привал, думал Роман, но, глядя на воздушную поступь девочки, короткие косички, подпрыгивающие в такт ее шагам, шел и шел следом, почему-то стесняясь признать собственную усталость.

“Черт знает что,-бормотал себе под нос Роман, погладывая на часы,уже скоро полдень, идем три часа, а этой пигалице хоть бы хны. А ведь весь путь она уже прошла пешком накануне!” Часом позже Роман сдался.

– Послушайте, вундеркинд! - остановился он.-Не пора ли подзаправиться? - И, не дожидаясь ответа, уселся на рюкзак.

Девочка повернулась, из-под паницы извлекла кожаный мешочек.

– На! - протянула она горсть сухих бурых ягод. И посмотрела на Романа с укоризной. Судя по ее виду, она тоже изрядно устала. На лице пот оставил грязные разводы, глаза порозовели.

– Сядь! -велел Роман.-Отдохни.

– Нет,-покачала головой девочка.-Дедушка…

Еще часа через два ходьбы ландшафт начал меняться: тундровая равнина захолмилась, вздыбилась, выгнулась скалистым хребтом, черными склонами перегородив путь.

– Туда? -уныло кивнул в сторону скал Роман. Перспектива попрактиковаться в альпинизме его нисколько не привлекала.

– Туда,-подтвердила девочка. И в ответ на вздох доктора обнадежила: - Уже скоро.

Поминая недобрым словом свою злосчастную судьбу, и сапоги, и медицинский диплом, доктор обреченно полез по камням.

Подъем действительно длился недолго, но, когда они выбрались на относительно ровное каменное плато, Роману показалось, что сил не хватит даже на шаг. Он лег, устроив горящие ступни на булыжник, и закрыл глаза. Не хотелось ни идти, ни говорить, ни думать, а только лежать вот так, наслаждаясь покоем, и свежим воздухом, и тонким, холодящим горло запахом тундры… И еще - жевать кисловатые ягоды, которые девочка насыпала ему в ладонь. Ягоды, несомненно, имели тонизирующий эффект.

– Что это? - спросил Роман, не открывая глаз.

– Морошка. Вкусно?

– Угу. Кстати, тебя как зовут? Пора и познакомиться.

– Пуйме. А тебя - Роман.

– Верно. Но откуда…-хотел удивиться Роман тому, что девочка знает его имя, потом вспомнил, что онамогла слышать, как к нему обращается Володя. Потом он было решил спросить, откуда ей стало известно, что на берегу появился доктор и что из них двоих доктор именно он, а не Володя, но не успел, Пуйме позвала его: - Пойдем, Роман, дедушка один…

Они снова взбирались на гребни, спускались в распадки, перепрыгивали через ручьи. На ягеле, словно на страницах гигантской бледно-зеленой книги, кабаллистическими узорами отпечатались следы лап и копыт, в зарослях стланика хлопали крыльями большие серые птицы, а в ручьях плескали крапчатые форельи хвосты, однако Роман не имел уже ни сил, ни желания присматриваться к чудесам, которые нежданно-негаданно рассыпала перед ним якобы скупая тундра. Только однажды они задержались на несколько минут. Пуйме остановилась у бегущего сверху ручья, доктор подождал, пока девочка напьется, потом сам припал к ледяной, обжигающей рот струе. Для этого пришлось наклонить голову боком, и взгляд сам собой скользнул вверх, к тому месту, откуда по камню сбегала вода. От увиденного Роман поперхнулся, закашлялся. На камне, накрывая струю клыкастой верхней челюстью, лежал большой звериный череп.

– Оригинальный фонтанарий… Медведь?

– Ингней. Росомаха. Это место называется Сиртя-яха[Река сиртя (ненец.).]. Отсюда совсем близко.

Название показалось доктору знакомым, задуматься - и он бы вспомнил, что вчера Апицын говорил о сиртя, но задумываться было некогда, они опять шли по распадку: девочка - бесшумно, словно порхая над каменистыми осыпями, Роман - тяжело, грузно, глядя себе под ноги и время от времени нарочно, с непонятным мстительным удовольствием, спихивал камни вниз по склону.