Джеймс Ганн - Слушающие

- Пятьдесят лет - всего лишь движение века на лике Господом.

- Пятьдесят лет - это активная профессиональная жизнь человека. Вы посвятили этому большую часть своей жизни. Я не жду, что вы отдадите ее без борьбы, но борьба эта обречена. Ну, так как же, будете вы сотрудничать со мной или воевать?

- А может ли ваше мнение что-то изменить?

- Буду с вами откровенен так же, как, надеюсь, и вы со мной. Верный ответ: едва ли. И не потому, что такой уж

* Данте. "Божественная комедия", (пер. М. Лозинского).

твердокаменный, просто сомневаюсь, что вы сможете меня переубедить. Как любой хороший репортер, я в первую очередь скептик. Для меня эта Программа - самое большое и продолжительное надувательство в истории, и единственное, что может изменить мое мнение, - это послание.

- Из редакции или с небес?

- С другой планеты. Именно для этого создана Программа, не так ли?

Макдональд вздохнул.

- Да, именно для этого. Что ж, попробуем сторговаться.

- Вы же знаете, что ждет тех, кто заключает сделку с дьяволом.

- Рискну предположить, что вы не дьявол, а лишь его адвокат, потерянный в аду человек, как, впрочем, и все мы с человеческими страхами, надеждами и желаниями, включая желание обнаружить истину и возвестить ее соплеменникам во всех уголках мира.

- "А что есть истина? - насмешливо спросил Пилат..."

- ..."и не стал ждать ответа"*. Мы подождем и будем сотрудничать с вами в вашем следствии, если вы выслушаете то, что мы хотим сказать, не затыкая ушей, и взглянете на то, что мы хотим показать, не зажмуривая глаз.

- Согласен. Для того я и приехал.

- Признаюсь, что сотрудничал бы с вами и без этого согласия.

Томас улыбнулся. Пожалуй, это была первая его естественная улыбка с тех пор, как он вошел в кабинет.

- Признаюсь, я смотрел бы и слушал без вашего сотрудничества.

Раунд закончился, но Томас так и не понял, кто его выиграл. Он не привык к неясности в таких вопросах, и это его беспокоило. Макдональд был превосходным противником, тем более превосходным, что искренне считал себя не противником, а спутником в путешествии к истине, и Томас знал," что не должен открываться ни на мгновение. Он не сомневался, что сможет уничтожить Макдональда и Программу, однако игра была куда сложнее: следовало разыграть партию так, чтобы обвал не коснулся "Эры" и Томаса. Не то чтобы Томаса заботили "Эра" или он сам, просто он не мог проиграть.

* Фрэнсис Бэкон. "О правде".

Томас попросил у Макдональда разрешения сфотографировать его за столом и просмотреть бумаги, покрывавшие стол. Макдональд только пожал плечами.

На столе лежали бумаги и книги. Книги: "Разумная жизнь во вселенной" и "Голоса тридцатых годов", а бумаги трех видов. Во-первых, всевозможная почта из многих стран мира: немного от ученых, немного от фанатов проблемы, просьбы об информации и бездарные творения сумасшедших; во-вторых, внутренние документы Программы, технические и административные; в-третьих, официальные рапорты и графики, представляющие текущую деятельность Программы. Эти лежали в самом низу ровной стопки - этакий приз за просмотр.

Когда Томас закончил свой осмотр, Макдональд повел его по зданию. Оно было функциональным и вместе с тем спартанским: покрашенные бетонные стены, полы, выложенные керамической плиткой, окна в потолке. Лаборатории напоминали школьные классы - каждая с доской, исписанной уравнениями или схемами соединений, - отличающиеся только набором книг, занавеской на окне или ковром на полу, а также коллекциями личных вещей, вроде часов, приемников, магнитофонов, телевизоров, трубок, фотографий, картин...

Макдональд представил Томасу персонал. Информатик Ольсен, выглядевший молодо, несмотря на седеющие волосы; Зонненборн, страстный математик и историк межзвездной связи, разговорчивый, любознательный и сообразительный; Сандерс, флегматичный философ с трубкой в зубах, худощавый рыжеватый блондин, автор идей и замыслов; Адамс, румяный и круглолицый, озабоченный инженерэлектронщик, в высказываниях которого проскальзывают затаенные сомнения...

Проводником по техническим вопросам Программы Томас выбрал Адамса. Выбор был естественным, и Макдональд не мог бы возразить, даже если бы захотел. Улыбнувшись, он произнес:

- Ужинать поедем ко мне. Хочу, чтобы вы познакомились с Марией, да и Мария хочет вас увидеть. Боб, расскажи мистеру Томасу обо всем, что он захочет узнать.

"С разрешения Макдональда или нет, - подумал Томас, Адамс будет источником важной закулисной информации не только о применяемых приборах и целях, но и о людях, что было важнее всего. В любой группе найдется такой вот Адамс".

Лаборатории являли собой оазисы спокойной, но напряженной работы. Несмотря на то что история Программы была историей одной большой неудачи, Программа сохранила высокий дух своего персонала. Люди работали так, словно это был год первый, а не пятидесятый.

Технические помещения были безжизненны. Компьютеры и массивные электронные пульты управления с погашенными огоньками и мертвыми переключателями хранили молчание. Перед некоторыми разложили их внутренности, и люди в белых халатах рылись в них, словно гарусники, ищущие пророческие знаки в куриных потрохах. Зеленые глаза экранов были слепы. Умолкло биение электронных сердец, а стерильные белые стены, среди которых разложили эти внутренности, образовывали операционный зал, где приборы умирали, ибо не было смысла в их дальнейшей жизни.

Адамс смотрел на все это иначе.

- Днем здесь всегда тихо. Зато ночью, когда начинается прослушивание... Вы верите в духов, мистер Томас?

- У каждой цивилизации есть свои духи. Обычно это боги предыдущей.

- Духи нашей цивилизации в ее машинах, - сказал Адамс. Год за годом машины делают, что им прикажешь, механически, без единой жалобы, а потом вдруг словно чтото в них вселяется и они делают вещи, для которых не создавались, дают ответы, которых у них не спрашивали, задают вопросы, на которые нет ответов. По ночам эти машины пробуждаются к жизни. Они подмигивают, шепчутся между собой и хохочут.

Томас провел ладонью по какому-то пульту.

- И ничего вам не говорят.

Адамс взглянул на Томаса.

- Они говорят нам очень многое, хоть и не то, о чем их спрашивают. Возможно, мы задаем не те вопросы. Или не знаем, какие нужно задавать. А машины знают, я в этом совершенно уверен. Они говорят нам, говорят снова и снова, но мы их не понимаем. А может, не хотим понять.

Томас повернулся к нему.

- Почему?

- А если они пытаются сказать нам, что там никого нет? Страшно подумать, что во всей Вселенной нет никого, кроме нас! И все это только для нас, эта огромная витрина, которую мы разглядываем, но никогда не сможем коснуться ее, заставленная для того, чтобы произвести впечатление на единственное существо, способное это понять... и способное ощутить одиночество.