Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)

— Он культурный, — захныкала Зина, — а я простая. Вы с Дементием из меня совсем дуру сделали… Да я сама знаю… Кто он и кто я…

— Не смей называть себя дурой! — профессор обозначил лицом недовольство. — У меня в детективах ты выпутывалась из всяких сложных ситуаций, а это требует сообразительности. И вообще, по-настоящему умный человек не способен описать внутренний мир дурака. Значит, ты не дура. С культуркой у тебя, конечно, проблемы — что есть, то есть… А вообще, как тебя угораздило запасть на Дема? Он же, э-э-э, собака?

— Все вы кобели, — некстати помянула Зина главный женский символ веры. — А Дем — гений самый настоящий. Я потом все его фильмы пересмотрела. И читала про него… Ну и вообще… Вот.

— Дем — это только половина Дементия, — напомнил Пенсов.

— Ну так и отлично! — удивилась Зина. — Полный-то Дементий вообще полупидором был, — она брезгливо дёрнула плечами, отчего сиськи заходили ходуном, — а я баба честная.

— Тогда зачем ты хамишь и буянишь? — спросил профессор.

— А чего она… — Зина утёрлась рукавом. — Я когда первый раз к ним пришла, я же просто поговорить хотела! Познакомиться и всё такое прочее. Тортик принесла. А эта Пен… она меня просто с говном смешала… отвалила мне, короче, бздянок. А я баба горячая, ах так, говорю… Вот так всё и началось. Дем теперь меня. небось, презирает…

— Что ж, за дело, — заметил Пенсов.

— Папаша, — хныкнула Зина, — ну вот ты скажи, как мне быть? Я бы пообтесалась, культурки поднабралась… Всё бля для него сделаю, всё! Но эта прошмандовка его в жисть от себя не отпустит! А сама, между прочим, с ним не ебётся. Сама не ам и другим не дам.

— Материться кончай, — напомнил Андрей Валентинович. — И не смей называть Пен прошмандовкой.

— Ненавижу суку, — заистерила Зина, — ненавижу, убила бы, своими руками бы убила, если бы не Дем…

— Кстати, — припомнил профессор. — Дем никогда не сможет принять человеческий облик. Это встроено в код. Он останется собакой…

— Ну и пусть, — хлюпала носом Вагина, — я с собачкой тоже была, очень даже неплохо, это ж не опарыши…

Профессор в очередной раз подумал, что никогда в жизни не станет читать «Кровавый Оргазм».

— А код… что код… — продолжала хлюпать Зина, — схожу в тот момент, когда Дементий надвое делился, закопирую, сломаю… делов-то…

— Скопирую, — машинально поправил Пенсов. — Никак не могу привыкнуть, что такие вещи возможны. Как ты это делаешь?

— Не знаю, — Зина подобрала безымянным пальцем некстати выкатившуюся слезу и вытерла её о диван, — просто получается, и всё тут. Папаша, так ты мне скажи — у меня шансы есть? Ну, насчёт Дема. Он парень непростой.

— Если приведёшь себя в порядок, научишься нормально говорить и вести себя как приличная женщина, а не как базарная торговка, получишь образование, сравнимое с Деминым… ничего не могу гарантировать, конечно…

— Да не проблема, — отмахнулась Зина, — это я мигом…

Пенсов посмотрел на неё с сомнением.

— Знаю один технологический мирок, там время в пять тыщ раз быстрее нашего шарашит, я бы там пожила, сколько нужно, собой занялась бы, — стала объяснять Вагина.

— А зачем? Оставь ты их в покое на какое-то время. Заодно и неприятные впечатления забудутся, — посоветовал профессор.

— Чтоб я Дема вдвоём с этой сукой оставила? Да она его снова оплетёт, запутает! — взвилась Вагина.

— Не смей называть Пен сукой. К тому же они с Демом всю жизнь составляли одного человека, — добавил Андрей Валентинович.

— И хватит! — Зина тряхнула грудями. — Это вообще-то называется… когда брат с сестрой…

— Инцест, — помог Пенсов. — В чём-то ты права. И тем не менее. Прекрати изводить моего сына и уберись куда-нибудь хотя бы на время. А с Пен я сам поговорю. Разберёмся.

— Папаша, только без пиз… — угрожающе начала Зина.

— Материться кончай! — заорал профессор. — Чтоб я больше от тебя мата не слышал! Ладно, иди, — разрешил он. — Займись чем-нибудь полезным. Мне надо с ребятами поговорить. И не называй меня папашей.

— А как же? — удивилась Зина. — Это ж ты меня придумал. Типа отец.

— Строго говоря, твой отец — Дементий Пенсов. А то, что ты планируешь — это, кстати, тоже инцест.

— А мне по… — Зина вовремя сглотнула словечко, — всё равно, как это называется.

Пен была суха и холодна.

— Поговорили? — осведомилась она ледяным тоном, устраиваясь на столе на максимальной дистанции от Пенсова.

— Поговорили, — согласился тот, делая вид, что не замечает кошачьих манёвров. — Кажется, нашли некоторое взаимопонимание. В частности, я выяснил…

— Эта женщина — мерзкая лгунья, — кошачьи глаза заискрились от злости. — Я не знаю, что она говорила, но…

— Всё ты знаешь. Ты подслушивала, — без тени сомнения сказал Андрей Валентинович.

— Я нахожусь в своём мире, — заявила кошка, — и имею право делать в нём всё, что захочу. В отличие от этой шмары в розовых штанах.

— Так это правда, что скандалить с Зиной начала ты?

— Я не намерена это обсуждать в таком тоне, — отрезала Пен.

— Скажи мне только одно, — попросил профессор. — Ты сама сказала, что Дем тебе не нужен… в смысле, как мужчина.

— Дем мой! — выпрямилась Пен во весь свой невеликий рост. — Я его не отдам. Никому. Никогда. Ни за что, — она шмыгнула розовым носиком и заплакала. — Потому что… кроме него… я никому не нужна…

Профессор растерялся.

— Ну что ты, что ты, — начал он бормотать какую-то чушь, — тебя все любят…

— Кто все?! — взвизгнула кошка. — Даже ты… ни разу… не погладил…

— Но это же неприлично! — ляпнул Пенсов.

Кошка спрыгнула со стола и исчезла под ним.

Профессор почувствовал, как что-то трётся об его ногу.

— Вот, — сказала Пен, вылезая из-под стола. — И не смей меня гонять, слышишь?

— Но как же, как же… — лепетал Пенсов, неловко опускаясь на колени и беря кошку на руки.

Пен дотянулась до его лица и лизнула его губы острым язычком.

— Ты же меня совсем не знаешь, — профессор чувствовал, что он несёт какую-то чушь чушь, но остановиться не мог. — Я старый. Со мной неинтересно…

— Папа, я любила тебя всю жизнь, — сказала Пен.

— Код этот дурацкий! — в отчаянии закричал профессор. — Ты же кошка!

Пен вырвалась из его объятий и упала на пол. Колыхнулся воздух.

С пола встала тоненькая блондинка с огромными зелёными глазами. Одежды на ней не было.

Взгляд профессора сам собой приклеился к маленьким упругим грудкам.

— Код этот дурацкий, — сказала девушка, — я давно сломала. А Дему не говорила, чтобы не приставал.

Пенсов сделал последнюю попытку.

— Но ты же моя дочь! — прошептал он, пытаясь сделать шаг назад. Ноги не слушались.

— Папа, ты спятил, — нежно сказала Пен, обнимая его и подталкивая к дивану. — У тебя всю жизнь был сын.