Наталья Баранова - Игры с судьбой. Книга первая

Пой, забывая полет, забывая и то, что когда-то слаще не было отдыха, как взять в руки аволу, тронуть пальцами чуткие струны и раствориться в музыке.

Вздохнув, он поднял голову, смотрел в лица Стратегов. На лицах явно читалось презрение. А кроме презрения — холодная решимость. Упрямые черти! Упертые!

Усмехнувшись, скопировав гримасу Императора, он отвернулся, задушив росточек истинных чувств. Не позволив им отразиться на лице.

На душе было погано.

"Ну, — ядовитенько протянула совесть, пытаясь посильнее уколоть, — это самое большее на сей день твое достижение, Дагги. Раньше не было на твоем счету уничтоженных планет. Хотя чего скрывать, ты всегда был способен на многое. Много больше того, чем позволял видеть даже друзьям. И что за натура такая? Стремишься к свету, тянешься к Солнцу, а служишь мраку. Давно ли ты стал таким? А может, таким был всегда?"

Кто-то тронул его за рукав, осторожно. Он обернулся. Невысокий, хрупкий, не юноша — почти мальчик. Тэнокки. Услада Императора. Сорванный цветок.

— Вам худо, — едва заметно прошептали губы.

Улыбнуться б высокомерно. Но не хватает сил. Слишком долго дует в лицо ледяной ветер, что б можно было против него идти. Единственное желание — упасть, спрятаться, не быть. Уйти туда, откуда нет возврата, сколлапсировав, подобно черной, дыре упав в ту воронку сознания, которую называют смертью. Что толку в жизни, если в ней все наполнено горечью желчи?

Он улыбнулся мягко, не в силах скрыть усталости. Рука легла на шелковые локоны волос, перебирая тонкие прядки. Оттаял взгляд.

Красота — невозможная, нереальная для людей, такая свойственна лишь ангелам или демонам старых сказаний. Но что толку в красоте, когда она не имеет силы? Тогда она лишь источник бед. И впору молиться богам не о красоте, а о том, что б стать для очей Судьбы незаметным.

Прекрасно хрупкое стекло, но так недолговечно!

— Мне худо? — переспросил Да-Деган, иронично вздернув бровь. — Нет, мне не худо. Я просто устал. Иди… прочь.

Устал….

Устал от боли, от равнодушия, от деланного спокойствия. От потаенных надежд и неискренних чувств.

И вспоминается разговор с воином, такой невозможный и невероятный. И только смеяться, не веря. А как поверить?

Отвернувшись от тэнокки, он нащупал в кармане округлый металл медальона, переданного Таганагой. Старая вещь. Неизмеренной древностью веет от кусочка светло-голубой стали. Кажется, дунь — и разлетится пылью. Чеканный логотип в вензеле из травки и лилий. «Арстрию».

Не узнать невозможно. И поверить нельзя.

Вопрос. Всюду десятки вопросов, на которые нет ответа. И вся чреда дней — только преподносит и преподносит новые загадки. Сыпятся они на него ступеньками беличьего колеса, подкатывающегося под ноги. Переступай! Прыгай, если не хочешь упасть. Упадешь — уже не поднимешься.

Усталость. Но только купить ли покой, отрекаясь от бытия? Или и там, за гранью, будет преследовать морок — дым костров и юной крови. Запах ненависти, запах боли…..

И когда это было? В каком мире, в какой неведомой дали? То безумное небо Софро, аромат лилий и орхидей, свежесть, текущая туманом с залива. Костер на берегу моря, в котором отражаются сонмы звезд.

Причастность всем тайнам бытия. Поразительное ощущение, что заставляло и тело вибрировать в такт, словно далекая, чистая музыка, в которой вели пронзительное соло далекий женский голос и плачь флейты.

Очарована душа. Забыть — нельзя. Никому не украсть у него тех воспоминаний. Никогда никому не вычеркнуть их из книги его бытия.

День, который в любом ином мире назвали бы ночью. Поразительная сказка. Мир, по сказаниям, подаренный людям Аюми. Старая сказка, в которую не веришь. В которую нельзя не поверить, взглянув на Эти небеса. Черное небо, как бархат — мягкое и такое же теплое. А к черноте неба приколото сверкающим эгретом, сокровищами фей — неповторимое украшение. И нет вторых таких небес в мире. Нигде. Потому, как раскрывает лепестками неньюфара в вышине свои спирали — рукава Галактика. Сияет, переливается, словно россыпями бриллиантов, изумрудов, сапфиров, колючими искорками лучей миллиардов звезд.

Когда-то казалось, этот мир, сверкающий, сияющий, существующий, словно б презрев большинство законов мирозданья не потерпит ни от кого из людей неискренности и лжи. Что расколется на куски и упадет небо на землю осколками, если только ложь прошелестит по камню мощеных дорожек.

Искренность — пронзительная нота, а красота Софро — как меч, разрубающий душу напополам. Не забыть. Ничего…

Ни костра на берегу, ни аволы в руках Вероэса, ни самого себя — юного, глупого, одинокого, познающего мир, ищущего — свое место под небесами.

И душа, как губка впитывала, вбирала лучшее. Он преклонялся перед миром, не зная, что такое — огонь страстей. Не ведал ненависти, только грусть. Не умел лицемерить. И каждый отсвет чувства на лице — как дар свыше. К нему тянулись, как к огню в ночи. А голос, юный, то высокий, то низковатый, играющий, словно бриллиант, зачаровывал людей, заставляя грезить наяву.

Ну и где та греза?

Озорство?

Куда ушло ощущение причастности всех тайн бытия?

Минуло….

А вместе с ним может минуть, канув в былое, весь мир, известный ему. Вся сияющая вселенная. Ирдал, Лагали, Рэна…. И Софро. Империя камня на камне не оставит от их лучезарности. Дай только добраться.

Дай только рукам Императора достать — раздавит, как сочный плод, выдавит соки и выкинет прочь.

Сошлись брови на переносице, изгнав из взгляда усталость. Там, на самом дне, у провалов черных зрачков, не пойманная, неразгаданная, спрятанная с особой тщательностью, не ненависть — мятежность. И улыбаются губы, рисуя уже привычный эрмийский оскал, отражая надменность, презрение, пресыщенность и скуку.

— Ты зол, рэанин… — шелестит голос Хозяина Эрмэ, — отчего…?

Прямой взгляд глаза в глаза. Пожатие плечами.

— Отдай их мне.

— Стратегов?

— Их.

— Зачем?

Логичный вопрос. Понятный. И, правда, "зачем"…. Вспоминается то, что хотелось забыть, изгнать из памяти…. Ах как глупо, по-детски, как непосредственно и мило, было надеяться…. На чудо.

Но в юности на чудо надеешься всегда. А кроме чуда надеешься на собственные силы. И веруешь, что можешь летать.

О чем мечтать? Перехитрить Судьбу? Не легче ли склонится? И шепчут сухие губы злые слова…. Отчасти искренние, отчасти лживые.

Странное состояние — искренность наполовину. Но кто виноват, что так двояки чувства. Что там, в груди и ненависть и злость. И любовь и вера и дружба. Только вот о второй половине Хозяину Эрмэ знать ни к чему. Не нужно…

— Я научу их плакать, Хозяин. Научу молить Судьбу о пощаде…

Негромкий смех. И удивление в ярких, разноцветных очах. Блестит нежная лазоревая синь, горит чернота. И звучит странное, невероятное, загадочное, стелящееся ласковым шелком: