Наталья Баранова - Игры с судьбой. Книга первая

Для нее, единственной, быть. Для нее — жить. Для нее, одной — отдавать все, обнажая сердце. Гореть. Плавиться. Меняться. Быть Богом и песком под ногой.

Шеби!

— Шеби! — то ли стон, то ли вздох, то ли всхлип. — Что прикажете? Я сделаю все. Лишь не бойтесь меня. Вы не бойтесь меня….

Любимая…. Как сказать, как вложить в каждый звук самого голоса всю нежность? Всю страсть! Все преклонение и смирение свое!!! Как не напугать ни словом, ни взглядом? Как не напомнить тебе, не причинить боли, заставив вспомнить того, кого любила ты. Когда-то давно…. Кто для тебя давно потерян, ведь ты знаешь лишь то, что смерть не отпускает тех, кого позвала за собой.

Помнишь ли? Помнишь, как рыдал на твоем плече, и как слова твои смягчали взгляд Хозяина? Помнишь, как смеялся темный демон, не карая, но милуя, откладывая казнь. На завтра, на послезавтра, на потом…

Видно, когда-то и ему было знакомо это слово — «любовь». Но гораздо ближе и доступней слово — «ревность». Потому и наказал так, не желая отдавать собственность, любимую игрушку никому.

Видно невыносимо было видеть нас рядом, смотреть, как ливень огня сплетается с черным вихрем волос твоих. Не мог отдать нас — нам самим. Уйти, приняв как данность, что для двоих любящих, третий — лишний.

Помнишь ли?

Лучше б забыла! В забвении твоем — надежда. Если б забыла, смог бы подарить тебе не пламя, но покой. Купол небес, полный звездами, неспешные разговоры. Дружбу…. Приятельские отношенья вместо страсти.

— Господин… Дагги, — облизнула пересохшие губы, вздохнула, вогнав очередную порцию иголок под ногти. — Я прошу вас. Вы — рэанин. Лигиец…. Но если откажетесь, не выдавайте меня! Я прошу.

Мольба на лице. В синих озерах глаз — тревога. И вдруг, внезапно бросившаяся в глаза дрожь ее хрупких плеч и лихорадочный румянец на щеках открыли страх. Ее страх.

— Я вас умоляю…. Вы улетаете завтра…. Я знаю. Захватите с собой, увезите отсюда…. Одного человека, мальчишку…

Тихо-тихо на грани слуха. Вздохом. Выдохом.

"кого угодно, моя госпожа…".

А вместо этого ироничный прищур. Вспоминается миг прощания.

Невысокая, милая хрупкая. "Я уговорила охрану. Они пропустят тебя. Уходи! И не возвращайся назад никогда! Слышишь, никогда!!!"

Сгорать натло, пеплом лететь по ветру…..

Не забыть никогда ни слов ее, ни соленой жгучей влаги в озерах глаз, сухих сдержанных рыданий, что искажали голос, заставляя звучать его, словно внутри все рвалось и горело.

Как горел он сам, уходя.

Видимо, истории дано повторяться. И внезапная ревность шквалом ярости ударила в голову.

— У вас, милая, кажется, это привычка…. Просить кого-то куда-то увезти.

И поздним раскаянием, ножом в печень — ее стеклянный взгляд, это скорбное «о» испуганных губ.

Скользит, шурша темный шелк накидки, обнажая тело, — золото и бронзу кожи, высокую полную грудь, талию, тонкую, как у ребенка, гибкую, как ивовый прут. И вслед шуршащему шелку стекает, опускаясь на колени, она сама. Обнимают точеные руки его ноги и дрожат плечи, выдавая хлынувшую слезами боль.

— Я умоляю вас. Убейте меня! Растерзайте! Делайте, что хотите, но его, его увезите….

Тихий крик, ударившись о свод, упал на плечи каменной стеной, и холодной липкой рукой коснулся спины запредельный Ужас.

— Вы рэанин….

Как будто это само по себе может что-то объяснить… впрочем, что ж, вполне понятно. Ни один из подельников Анамгимара, ни один эрмиец не осмелятся выполнить ее просьбы. Разве можно это — увезти кого-то из Империи в Лигу? Да только с письменного разрешения самого Господина! А тут….

"Нет у тебя души, Дагги Раттера. Что ни говори, там, в груди, бьется стылый лед, имитируя биение сердца…. Мерзавец!!! И плюнуть бы тебе в смазливое юное личико, в наглые бесстыжие глаза!".

— Я не сказал «нет», моя дорогая…. Но я должен знать, ради чего рискую. Этот мальчик ваш любовник?

— Нет, — так же тихо, на грани слуха. Куда громче дыхание ее и всхлипы.

— Да отцепитесь же от меня, девушка! — он отступил на шаг, присел в кресло, смотрел сверху вниз. — Если «нет», то зачем вам это вообще надо? Просить за кого-то, бегать, унижаться!

— Зачем вам…

— Странный вопрос это ваше "зачем?". Я, кажется, рискую…. Нет? Не головой? Всего лишь выпущенными кишками?

— Вы…

— Мерзавец? Вполне вероятно. Но это вы пришли ко мне. Припомните, я ничего у вас не просил. И перестаньте ползать по полу. Вероятно, за одно это ваш братишка нанижет меня на кол!

Вспыхнули щеки, блеснули глаза. И вновь спрятан взгляд, укрыты плечи растрепавшимися прядями длинных, спадающих шелковой волной, волос….

"Шеби, дорогая, — ну с чего вы взяли, что я не дорожу своей линялой шкурой?"

— Вы отказываете мне…

— Вовсе нет. Пока нет. Я хочу правду. Ну же…. Я хочу знать, отчего вы мне предлагаете это, а не Анамгимару. Ну же! Смелее, детка. Я не укушу.

— Этот мальчик — рэанин….

— Интригующее начало!

— Я прошу вас, — и вновь умоляющий взгляд. Взгляд побитой хозяином, забившейся в угол собаки. Отчаяние.

— Шеби! Милая!… не нужно умолять…

— Он вам не чужой. Вы знали когда-то его…. Юфнаресс говорил, что вы воспитывали его.

Великолепная четверка! И стынет дыхание. Лия, Илант… Рэй?

— Иридэ…

— Сын Аториса Ордо?!

— Внук Ареттара….

Нет, не забыла, не разлюбила. И гадать нечего! И опять он перед ней — в неоплатном долгу.

Сжалось сердце, пропустило удар. Иридэ….

Тяжелый, рыжий ливень волос, точеные черты лица, повторяющие его собственные. И тот же стальной оттенок глаз. Пошутила Судьба! И только гадай — в кого такой уродился. Уж не в отца — это факт! С отцом общего — лишь неуемная живость, да сила, да энергия — через край!

И только кусать губы, пытаясь унять волнение, пытаясь заставить сердце — биться.

19

Пить, бесконечно лакать вино, словно воду. Ночь? День? Какая разница? Какой смысл отслеживать течение времени?

Был бы смысл! Потерять себя? Давно потерял. Осталось только утопить память. Правда, тут не вино нужно. Чаша черного, угольного зелья оноа. И залпом всю чашу. Лишь тогда канет камнем былое. Отпустит.

— Хэй, рэанин!

Поднять воспаленные веки…. Посмотреть, усмехнуться криво, пьяно, стечь под стол. Но крепкая рука держит за шиворот, словно железный крюк подъемного крана.

— Нализался, каналья! — знакомый голос…

— Тага…?

— Таганага, мой враг, Таганага.

— Бить… бушь….?

— Наверное, стоит…

И что-то сладковато-едкое подносит рука воина к его лицу, под самый нос. Бьет по ноздрям вонь, выбивая чих и слезы.

— Ничего, Дагги, ничего. Прочихаешься, полегчает! — то ли констатация факта, то ли насмешка.

Впрочем, больше похоже на правду. Отпускает хмель, утекает дурнота.

— Впрочем, побить тебя — не заслуга. Так что, я руки марать не буду!