Роберт Уилсон - Спин

Но я не мог разобраться, не только для Ины, но и для самого себя, во всех кодах и тотемах марсианской медицинской технологии. Антропологи годами рылись в архивах Вана, пока эту работу не запретили.

— А сейчас мы владеем той же технологией, — сказала Ина.

— Некоторые из пас. Надеясь, что в конце концов все овладеют.

— Только сумеем ли мы ее настолько же умно употребить…

— Почему нет? Марсиане смогли, а ведь они такие же люди, как и мы.

— Да, конечно, я понимаю, что это в пределах возможного. Но… как вы думаете, Тайлер, осуществимо ли это в действительности?

Я посмотрел на Эна. Он все еще спал. Вероятно, ему что-то снилось, глаза под закрытыми веками двигались, как рыба под водной пеленой. Ноздри парня раздувались, тряска машины укачивала его.

— Только не на этой планете.

За десять миль до Бикук-Тингги Ниджон вдруг заколотил по перегородке. Условный сигнал: впереди полицейски!i контроль. Машина замедлила ход. Ина встала, нацепила на физиономию Эна ярко-желтую кислородную маску. Проснувшийся Эн почему-то больше не проявлял энтузиазма, выглядел робким, испуганным. Сама Ина надела марлевую повязку.

— Живо! — поторопила она меня.

И я полез в проклятый сундук. Крышка опустилась на клинья, позволив мне хоть как-то дышать, четверть дюйма между мною и асфиксией.

— И — ни гугу! — добавила Ина мне, Эну или обоим.

Я затаился во тьме.

Поползли минуты. До меня доносились чьи-то голоса, плохо различимые, да к тому же на чужом языке. Два голоса: Ниджона и еще чей-то, тонкий, раздраженный, Голос полицейского.

«Они победили смерть», — сказала Ина.

Как же, держи карман шире, — подумал я.

Железная кастрюля, в которой я оказался, быстро нагревалась, как будто ее поставили на огонь. Пот тек по физиономии, струился по телу, пропитал рубаху, разъедал глаза. Я слышал свое дыхание. Казалось, что его только глухой не услышит.

Ниджон почтительно бормотал что-то представителю права и порядка, поганый коп гавкал раздраженно, как будто ему под хвост засунули вывернутый наизнанку стручок жгучего перца.

— Тише-тише-тише, — заклинающе прошипела Ина, на этот раз явно мне… Но нет, Эн нервно колотил кулачками по трубчатому основанию своего ложа, слишком энергично для жертвы СПАССА. Сквозь щель я различил кончики пальцев Ины.

Загремели задние двери машины, я тут же учуял вонь бензина, автомобильного выхлопа и перегретой солнцем придорожной растительности. Глаз ощутил наружный свет и мелькание теней, не то Ниджона и полисмена, не то деревьев и облаков.

Теперь полицейский так же раздраженно требовал что-то от Ины. Компот из полицейской раздраженности, наглости и занудства безмерно меня разозлил. Я представил себе Инну и Эна, приниженных или притворяющихся приниженными в присутствии грубой силы, вооруженного копа и всего, что он представлял. Ибу Ина сказала что-то коротко, по сурово на местном языке. Очевидно, упоминала СПАССА. Она тоже представляла власть, только иного порядка, власть сил природы; тоже могла внушить страх, не меньший, чем страх перед полицией и оружием.

Полицейский потребовал предъявить бумаги или вылезать и предоставить машину для обыска. Ина парировала срочностью случая, снова сослалась на болезнь.

Меня подмывало встать на защиту Ины и Эна, сдаться, прежде чем власть употребит силу. Или драться. Или удирать. Пренебречь всем достигнутым, всеми мучениями, всем марсианским зельем, влитым в мое тело. Может быть, во мне просыпалась храбрость «четвертых», особая храбрость, о которой рассказывал Ван Нго Вен.

«Они победили смерть…» Как бы не так. Земляне, марсиане, гипотетики — никто и никогда! Лишь отсрочка приведения смертного приговора в исполнение.

Машина качнулась на рессорах, подкованные башмаки лязгнули по металлу. Увесистый коп влез в машину. Я поднял руки к крышке.

Ина поднялась, разразившись гневной скороговоркой.

Я вдохнул полной грудью, приготовившись выпрямиться.

Но снаружи вдруг донесся новый шум. Мимо с ревом, на полном газу, пронесся какой-то невидимый мне автомобиль. По доплеровской разнице частот скорость просто-таки вызывающая, наглая, плевок в государственную физиономию стража порядка.

Полицейский взревел, машина облегченно качнулась, пол ее приподнялся. Топот, шарканье, хлопнула дверца, и хищно взревел двигатель полицейского патруля (мое в высшей степени логичное предположение, разумеется). Покрышки прыснули гравием — и Ина подняла крышку моего саркофага.

Я уселся, морща нос от вони собственного пота.

— Кто это его так?

Ина бледна, но спокойна, собранна.

— Аджи. Наш, из деревни. Мой кузен. Нарочно, чтобы их отманить. Гонит как пьяный.

— Он сделал это, чтобы нас спасти?

— О, как высокопарно. Но по сути верно. Мы ведь автоколонна. У всех телефоны, постоянный обмен информацией. Аджи рискует штрафом… взяткой — и только.

Я перевел дух. Воздух показался прохладным и свежим. Глянул на Эна. Тот улыбался сквозь еще не прошедший испуг.

— Пожалуйста, познакомьте меня с Аджи в Падайте. Я хочу его поблагодарить за то, как он искусно изобразил пьяного за рулем.

Ина закатила глаза:

— Если бы изобразил! Он и в самом деле пьян в стельку. Оскорбление пророка.

Ниджон улыбнулся нам и снова закрыл дверцы.

— Натерпелись страху, — сказала И на и положила руку на мое предплечье.

Я извинился за то, что стал причиной стольких неприятностей.

— Ерунда, — возразила она. — Мы теперь друзья. И риск не так велик, как вы себе представляете. Полиция, конечно, не сахар, но все же они свои, местные, и подчиняются местным неписаным законам. Другие хуже. Люди из Джакарты, новые реформазы или как они там себя называют… Ведь и вы бы рискнули ради нас, если бы возникла необходимость. Ведь так, пак Тайлер?

— Да. Конечно.

Ее рука слегка дрожала. Она заглянула мне в глаза:

— Я вам верю.

Нет, мы не победили смерть и никогда не победим. Мы лишь добиваемся отсрочек. Таблетка, пилюля, порошок, инъекция, сердечно-сосудистая хирургия, «четвертый возраст»… Все это создает иллюзию, что даже небольшая отсрочка, чуть больше жизни помогут насладиться упущенной мудростью, к которой мы стремились и которой не достигли. Вряд ли кто-то возвращается домой после операции двойного шунтирования, воображая, что будет жить вечно. И Лазарь восстал из гроба, зная, что ему снова предстоит умереть.

Но он восстал и вышел. Вышел, исполненный благодарности. И я тоже преисполнился благодарности.

Добравшись до дома после встречи в «Перигелион фаундейшн», я отпер дверь и обнаружил Молли перед своим домашним компьютером.

Письменный стол находился в юго-восточном углу жилой комнаты, возле окна, сидеть за ним следовало спиной к двери. В полуобороте Молли удивленно глянула на меня, одновременно кликнула мышью и вышла из программы.