Алекс Гарридо - Акамие, или Любимая игрушка судьбы

- Что ему за радость, если эта сторона мира станет для него тюрьмой?

- Слушай, мальчик, то есть, Созданный из вздохов видевших тебя! Судьба предлагает тебе выбирать - не для того же, чтобы обмануть тебя? Не ее это игры... Тебе суждено страдать за любовь, ты и будешь страдать. Но твоей боли и страха с лихвой хватит, чтобы оплатить любовь и счастье того, кого ты выберешь. Может быть, только это и будет спасением для него. Назови имя.

- Одно? - быстро спросил Акамие.

Старик рассмеялся.

- Ты щедр. Выбирай, сколько хочешь. Судьба любит тебя.

- Эртхиа.

- Так, Эртхиа ан-Эртхабадр. Дальше.

- Ханис.

- Прекрасно! Кто еще?

- Царь... - и Акамие смущенно улыбнулся.

- Нет. У него своя игра - его судьба уже сложилась.

- Но ведь моя жизнь не длиннее его жизни!

- Ты переживешь его.

Лицо Акамие осветилось радостным изумлением - и тут же слезы покатились из глаз.

Старик раздосадованно закряхтел.

- Вот и предсказывай тебе.

Акамие торопливо вытер слезы краем покрывала и оглянулся на зеркало: не смазал ли краску?

- Ну, теперь иди, - сказал старик и добродушно заметил:

- Царь заждался.

Акамие послушно поднялся и направился к двери. На пороге он обернулся.

- Зачем ты отравил мою радость? Дни и ночи будут пронизаны страхом и ожиданием неизбежного.

Старик замотал головой.

- Но как я смогу наслаждаться любовью царя, зная, что мне суждена разлука с ним?

- Посмотрим, что ты скажешь завтра... Слушай, Избегающий неизбежного, сейчас же ты все забудешь. Радость твоя не будет омрачена. Но когда придет твой час, ты вспомнишь, что выбрал сам - и страха не будет.

- А если я пожалею о своем выборе?

- Никогда, - твердо сказал старик, - никогда я не посоветую тебе того, о чем ты станешь жалеть.

- Благодарю тебя.

- А, ты понял... Что ж, могу я обратиться к тебе с просьбой?

- Ты - ко мне?

- Больше не к кому.

- Клянусь!.. - горячо начал Акамие...

- Остановись! - старик расстроенно покачал головой. - Как ты неосторожен... Ты узнай сначала, о чем просьба. Да и потом не стоит клясться. Даже тебе.

- Хорошо, - сказал Акамие, - я слушаю тебя.

- Есть один человек, судьба которого уже сплетена, и нить оборвана. Радости и любви ему достанется намного меньше, чем тебе, а боли и страха для него запасено с избытком... Жизнь его и смерть ничего не значат. Но и я умею жалеть. Однако сделать ничего не могу. Ты - можешь.

- Но что? Скажи...

- Не надейся, что не скажу. Но слушай очень внимательно, - предупредил старик. - Если ты выберешь и его, то, может быть, вплетешь в его узор нить золотую. Но знай: каждый, кого ты выбрал, увеличит твою боль и твой страх. Двое стоят больше, чем один, с третим цена возрастает...

- Значит...

- Значит.

- Кто он?

- Чем меньше ты знаешь о нем, тем больше золотых нитей купишь для него.

- Но как я назову тебе его имя?

- Я и так его знаю.

Тогда Акамие поспешно выкрикнул:

- Я его выбрал! - и прикусил кончики пальцев.

- Теперь поздно жалеть, и ты не бойся. Или ты думаешь, что ты щедрее и великодушнее Судьбы?

Акамие покачал головой.

- Если ты готов, то иди теперь к царю. Иначе эта ночь никогда не кончится. Забудь все и иди.

В тот же миг с шумом упала тяжелая завеса на двери, языки пламени качнулись и взвились. Зашевелились рабы, собирая краски и притирания.

Акамие, разбуженно тряхнув головой, приподнял занавес и шагнул из комнаты. Занавес опустился за его спиной.

Старик посмотрел ему вслед, поднялся, и, никем не замеченный, вышел в сад.

Рабы подняли с пола брошенные покрывала, и, недоуменно пожимая плечами, сложили их в сундук.

Эртхиа успел: в последний час перед рассветом проник известной дорогой в сад Акамие и через окно - в его покои. Огляделся, вопрошая темноту: где брат?

Но брата не было, а где он, об этом Эртхиа не станет думать, нет. Брат мой, царевич-брат, царевич-раб... Не отец ли властен над участью сына?

Но!

А над честью?

Смяв в груди вздох, Эртхиа шарил в темноте, отыскивая дверную завесу, но все ладоням подставлялись - погладь! - густоворсые, толстые ковры. Наконец, подалось под рукой, шорхнула по полу бахрома. Эртхиа сжал зубы. Неслышно выдохнул. Опочивальня царя - близко. Стража у опочивальни - рядом.

Но - тишина...

Вытряхнул на ладонь сухие розовые лепестки из бархатного мешочка, рассыпал по ковру: от завесы - и пока не ударился свободной рукой о витой-резнойстолбик балдахина. Стряхнув с ладони останки первой розы этого лета, протиснулся под кровать, приподнятую над полом на черных грифоньих лапах с золочеными когтями.

Сквозь крученую толстую бахрому ему было видно, как истончилась тьма, и проступали сквозь нее сначала предметы выпуклые и светлые, и лишь потом узоры на коврах и драгоценная чернь и инкрустации на сложенных в пирамиды футлярах для свитков, и на длинном наклонном столике под окном - чернильницы из слоновой кости в серебре, каламы, тонкие кисточки.

"Силки Судьбы! - испугался Эртхиа, - или я комнатой ошибся?"

Если бы не ароматы благовоний, не груды украшений перед зеркалами, подумал бы, что попал в жилище ученого мудреца.

Но на дверной завесе молочно мерцали лилии и нарджисы, вышитые жемчугом, а глаза Эртхиа сами собою сомкнулись, успокоенные...

И только тогда, когда шорох покрывал и усталый, приглушенный звон браслетов и ожерелий возвестили о приходе Акамие, тогда открыл глаза Эртхиа.

Увидел, как босые мальчишечьи ступни под текучим шелком, под широкими браслетами, в которые заключены покорные щиколотки, как сонно, лениво ступали они, неловко, неверно между двух пар обутых в сандалии, услужливо семенящих ног.

И вдруг пробудились, замерли, наступив на сухие лепестки, замерли, чуть приподнявшись на носках.

Эртхиа, затаив дыхание, улыбнулся.

Акамие отнял локти из рук евнухов.

- Вон пошли! Оставьте меня.

И зевнул, не от усталости - мигом сон улетел, спугнутый радостью и страхом - от волнения.

- После вас позову. Все - вон! Спать хочу...

И когда упала завеса за последним, сдержал нетерпение, выждал, чтобы удалились их шаги.

- Брат... - позвал шепотом, - ты здесь, брат?

Эртхиа высунул руку из-под кровати. Акамие подбежал и помог ему выбраться наружу. Стоя на коленях, они обнялись. И не могли дышать, а только часто вздыхали, и плакали оба.

Ибо сказал сказавший:" Кто не прольет слез при расставании или при встрече после долгой разлуки, тот воистину человек с каменным сердцем и недостоин дружбы".

- Ты вернулся, мой дорогой брат, живой и невредимый! Как ты думаешь показаться на глаза царю? Я просил за тебя, но...

Эртхиа опустил глаза.

- Отец не узнает, что я здесь. Мало времени у меня - Ханис ждет за городской стеной. Когда в полдень дневная стража принесет узникам еду, мы должны быть далеко.

- Ханис? Так ты нашел его сестру? Она жива?